Книга Милое чудовище - Елена Яковлева

— Надеюсь, он не забыл вам сказать, что у меня протез правой ноги, а потому я плохо передвигаюсь и не могу выезжать на место происшествия…

— Что?! — Рогова будто взрывной волной подбросило со стула. Он наконец удосужился посмотреть на источник шума и увидел пигалицу лет двадцати пяти — максимум — в кожаной мини-юбке. Ничего похожего на протез он не разглядел, хотя потратил много больше положенного времени на созерцание ее ножек. Ну если только протезы каким-то непостижимым образом не научились делать совершенно неотличимыми от нормальных женских конечностей.

Пигалица безмятежно улыбнулась и представилась:

— Александра Ивановна Тиунова. Можно просто Шура.

Рогов, у которого глаза покраснели от напряжения, уже понял, что насчет протеза его новая помощница пошутила, и готов был ее искусать.

— Приятно познакомиться, — процедил он вполгубы и добавил без тени иронии:

— А разрешение на ношение у вас при себе?

— На ношение чего? — заморгала глазами пигалица. — Оружия?

— Нет, протеза…

Пигалица захихикала и заявила не без кокетства:

— Один — один. Похоже, мы с вами сработаемся.

Ну и нахалка. Что называется, из молодых да ранних. Надо же, она с ним сработается! Очень милое начало.

— Тогда садитесь вон туда, — Рогов указал пальцем на стол напротив своего, — и начинайте работать.

— Но… — начала было пигалица, но он поспешил снова уткнуться в бумаги, и она замолчала.

Четверть часа прошли в гробовой тишине. Все это время Рогов пытался сосредоточиться на результатах вскрытия, но это ему никак не удавалось. Наконец он поднял голову и застал свою новоявленную помощницу, можно сказать, на месте преступления. Положив сумку на стол, она беззаботно подкрашивала ресницы, глядя в маленькое зеркальце. И это еще не все! Из ее открытой сумки, поблескивая золотым корешком, гордо взирал на свет божий огромадный том Алены Вереск!

Такого Рогов выдержать не мог. Он вскочил и гранитной скалой навис над юной нахалкой.

— Чтобы вот… вот этого я на работе не видел! — вскричал он, с ужасом сознавая, что в запале перешел на фальцет.

Нахалка вздрогнула и сказала:

— Ой, какой вы нервный! Вы про тушь, что ли?

— Нет, я про это! — Рогов брезгливо показал пальцем на книгу.

— Но я же ее не читала, — пигалица на мгновение растерялась, но тут же нашлась:

— А вы почему в мою сумочку заглядываете? Вдруг у меня там «тампаксы»!

Рогов почувствовал, что краснеет, и поспешил повернуться спиной к обидчице, пробормотав на ходу:

— Подумаешь, «тампаксы»! Экая невидаль! Да их по телевизору с утра до вечера показывают.

Он снова уселся за стол и попробовал думать о работе, но эта липучка и не думала от него отставать.

— Почему бы вам не ввести меня в курс дела? — нахально заявила она.

Рогов собрался было достойно ответить ей, но не вышло — телефон на столе позвонил. Можно сказать, только это и спасло прыткую Шуру.

— Рогов слушает, — отозвался он.

— Здравствуйте, — произнес голос со странными жеманными интонациями, чем-то отдаленно знакомый.

— Здравствуйте.

— Вас беспокоят из Дома моды «Элита», — снова прокукарекала трубка.

Ах, вот в чем дело! Значит, ему звонил этот самопальный француз, сильно отдающий в «голубизну».

— Это из «Элиты», — повторили на том конце.

— Я уже понял, понял, — подтвердил Рогов. — Что там у вас?

— Мы тут получили два письма на имя Столетовой. Что нам с ними делать?

— Когда получили?

— Сегодня утром.

— Храните их как зеницу ока. Я к вам немедленно выезжаю! — Рогов сорвался с места и рысью понесся к выходу.

Вслед ему раздалось недоуменное:

— Юрий Викторович, а как же я? Мне что делать?

Глава 11.

А ЛЯ ГЕР КОМ А ЛЯ ГЕР!

Тамару собирали на ответственное задание долго и придирчиво. После того как Мура в очередной раз повторила подробнейшие инструкции, подруги занялись внешним видом своей разведчицы. Прежде всего выяснилось, что в Тамарином гардеробе нет подходящего для намеченной вылазки костюма.

— Ну и что, — сказала диверсантка, — по крайней мере, ни у кого не будет сомнений, что мне действительно нужно новое платье.

— Как ты не понимаешь? — кипятилась Мура. — Женщина, которая одевается так, как ты, вообще сроду не пойдет в Дом моды, она поедет на Черкизовский рынок, купит там себе самую дешевую тряпку и будет ее носить, не снимая, всю оставшуюся жизнь.

— Если на то пошло, то я не напрашивалась. Уж лучше я и вправду поеду на Черкизовский рынок, чем в этот ваш Дом моды, — обиделась Тамара. — Вот уж где наверняка ничего хорошего не подберешь. Видела я тут показ по телику: спереди — один фиговый листок, сзади — два, а на голове — крышка от кастрюли. Да чтобы я такое надела!

Проблема Тамариной экипировки усложнялась тем, что ни Викины, ни Мурины наряды ей не подходили. Во всяком случае, без кардинальной переделки. Викины ей были велики в объеме, Мурины — по росту. Впрочем, последний недостаток устранялся быстро, но Тамара заартачилась, поскольку их с Мурой вкусы резко расходились. Ничего удивительного, вкусы Муры расходились не с одной Тамарой, но и со всем остальным человечеством. И не только в манере одеваться.

В конце концов после длительных примерок и совещаний из Тамариного гардероба все же был выбран костюм, мало-мальски соответствующий образу женщины, знающей толк в хороших вещах, — строгий черный костюм, но лишь после того, как с него была спорота аляповатая желтая отделка.

— Пойдет, — вынесла вердикт Мура. Тамара окинула взглядом свое отражение в зеркале:

— Ну и что хорошего в этом глубоком трауре?

— Это не глубокий траур, а респектабельность, чтоб ты знала, — отчеканила Мура.

Викуля, привыкшая за четыре года исполнять роль рефери на боксерском ринге, поняла, что настал ее момент вмешаться в намечавшийся поединок:

— Девочки, девочки, не ссорьтесь. О вкусах не спорят!

— Да? — недоверчиво переспросила Мура. — Хотела бы я посмотреть на придурка, который придумал эту поговорку.

— А по мне, так без разницы, как я буду одета, — твердила свое Тамара, — по-моему, мы слишком все усложняем.

— Чтоб ты знала, — хмыкнула Мура, — в таких делах необходимо продумать все до мельчайших деталей. А ля гер ком а ля гер!

— А ля… что? — удивилась Тамара.

— На войне как на войне, — с постной физиономией пояснила Мура: мол, с кем ей, умнице-разумнице, приходится иметь дело.