Книга Сладкий грех - Никола Корник

— Услышав, что вы в Англии, я приложил все усилия, чтобы вернуться, — улыбнулся Нортеск.

Оба рассмеялись и обнялись.

В толпе зевак прокатился шепот удивления.

Эван повернулся к Лотте, остолбеневшей от удивления. Она знала, что маркиз Нортеск — наследник герцога Фарна и, соответственно, единокровный брат Эвана. Ей не приходилось сталкиваться с ним в обществе, поскольку он оказался в изгнании и вынужден был жить за границей после нашумевшей дуэли с любовником своей жены. Интересно, что в семье Эвана был хоть один человек, с которым он поддерживал дружеские отношения. Так думала Лотта, глядя на братьев, которые, несомненно, имели некоторое фамильное сходство. Правда, у Эвана были черные волосы, а у Нортеска — золотисто-рыжие. Но несомненно то, что ярко-синие глаза Эвана были столь же выразительны, как и темно-карие глаза Нортеска. Впрочем, фамильное сходство проявлялось скорее в телосложении, жестах, посадке головы и строении кистей рук. Интересно было смотреть вместе на этих двух отпрысков герцога Фарна, сходных как две стороны одной медали.

— Позвольте представить моего сводного брата Гаррика Фарна, маркиза Нортеска, — сказал Эван, обращаясь к Лотте. — Гаррик, это Лотта Пализер.

Лотта заметила быструю вспышку удивления в глазах Нортеска, когда Эван представил ее. Видимо, он знал ее под другим именем. Маркиз улыбнулся и поклонился с благородным изяществом.

— Приятно познакомиться, мисс Пализер. Уверен, вам удалось произвести сенсацию вместе с моим распутным братцем.

— Полагаю, это вполне в его духе, — с легкой досадой произнесла Лотта, переводя взгляд с одного на другого. — Простите, но я не знала, что Эван поддерживает отношения с кем-либо из своей семьи, — добавила она.

— Это правда, что я единственный, кто сохранил с ним дружеские отношения. Мне кажется, Эван выбрал неверную линию поведения, но при этом меня восхищает стойкость, с которой он ей следует.

— Мы с Нортеском росли вместе, — сказал Эван. — Он единственный всегда старался оградить меня от тех, кому нравилось попрекать меня некоторыми фактами родословной.

Эван говорил об этом с беззаботностью, за которой только чуткое ухо могло уловить горечь прежних обид.

— Я всегда был на его стороне во всех драках в Итоне. Эван не спускал никому, кто осмеливался косо посмотреть в его сторону, — пояснил Нортеск. — Мы с Эваном практически одногодки, мисс Пализер. Наш почтенный отец очень скоро заскучал, когда мать носила меня. Он огляделся в поисках новых ощущений…

— И в результате появился я, — закончил Эван.

Лотта почувствовала прилив любопытства. Она не знала о том, что Эван и законный наследник Фарна практически одного возраста. Герцог был известный волокита, и даже беременность жены не могла его остановить.

— Вы могли бы сообщить мне, что находитесь в Лондоне. Хотелось бы пообедать вместе сегодня вечером, — сказал маркиз Эвану.

Наступила пауза. Лотта почувствовала, какие противоречивые чувства борются в душе Эвана, оставаясь бессловесными.

— Не хотелось бы разочаровывать вас, Гаррик, — тихо произнес он, и Лотта поняла, что он говорит очень искренне. — Вы всегда отличались великодушием, но это невозможно. Наш отец…

— Да черт с ним, — возразил Гаррик Нортеск, пожимая плечами. — Что он может мне сделать? Не в его власти лишить меня наследства. Кроме того, моя репутация не менее скандальна, чем ваша.

— Вы уже стали на путь раскаяния, и общество приняло вас в свое лоно. Что касается меня — я остаюсь врагом государства.

— Могу согласиться с тем, что не слишком большая удача — находиться в Англии в качестве французского военнопленного. Но вы ведь знаете не хуже меня — половина пленных французских офицеров так или иначе связана родством с английской аристократией. Тем не менее мы обедаем вместе, и это, думаю, весьма цивилизованно.

— Некоторые аспекты ситуации выходят за рамки цивилизованности, — произнес Эван голосом полным горечи, обжегшим сердце Лотты. Быстро взглянув на Нортеска, она отметила сочувствие, тенью пробежавшее по его лицу.

— Я понимаю. Мне жаль. А что с Арландом? — спросил он не без колебания.

— Не знаю, — помрачнев, ответил Эван. — Мне не позволяют видеться с ним.

После этих слов наступило молчание. Летний ветерок теребил ленты на шляпке Лотты.

Мимо двигались перешептывающиеся люди. Лошадь Нортеска ровно постукивала копытами в такт невеселым мыслям хозяина.

Лотта положила ладонь на руку Эвана. Он смотрел на брата, а тот — на него, будто они вели безмолвный разговор. Лицо Эвана словно окаменело.

— Кто такой Арланд? — спросила Лотта, с невольным трепетом ожидая ответа, хотя и не понимала до конца важности своего вопроса. Но напряжение, повисшее в воздухе, становилось все тревожнее.

Эван повернулся и взглянул на Лотту каким-то безжизненным взглядом. Некоторое время он молчал, как будто обдумывал, стоит ли отвечать.

— Арланд — мой сын. Он военнопленный, находится в заключении в тюрьме Уайтмур.

Эван понимал, что Лотта непременно будет задавать вопросы. Опыт подсказывал, что все женщины непременно так поступают. Им приятно утешать, помогать и врачевать раны. Но он не привык к сочувствию и утешению, а помочь ему никто не мог. Он повторил все ошибки отца, которого презирал, даже не смог защитить собственного сына, которого так беззаботно предоставил его судьбе. Отчаяние и ненависть к самому себе бурлили в его душе, отравляя ее горечью яда.

Казалось, Эван настолько поглощен своими мыслями, что управлял фаэтоном интуитивно. Он направился в отдаленный спокойный уголок парка, оттуда на улицу и дальше к конюшням. Оказавшись на улице, он немного придержал лошадей, поняв вдруг, что не помнит, как они сюда попали. Так можно было передавить добрую часть той светской толпы, которая прогуливалась по парку. Пусть так. Даже если его повесят — это будет всего лишь раз! А вся эта светская чернь — небольшая потеря.

Рука Лотты мягко легла поверх его руки, судорожно сжимающей поводья. Вот сейчас она станет участливо расспрашивать и выведывать, демонстрировать невыносимое сочувствие.

— Мне очень жаль, — просто сказала она.

Он не смог ответить, поглощенный мыслями о сыне.

Арланд провел шесть месяцев на тюремной барже, затем его перевели в Уайтмур, тюрьму в Ламборн-Даунз, что в трех милях от Вонтеджа. Сын. Узник.

— Очень странно, что они не стали держать в тюрьме вас. — Лотта озвучила мысль, которая пришла ей в голову еще прошлым вечером. Тогда он упомянул только о том, что сам провел несколько месяцев на тюремной барже в Чатеме.

— Освободили, чтобы больнее ранить, поиздеваться надо мной. Они удерживают моего сына в заключении, несмотря на то что я соблюдаю все условия договора. А я вынужден плясать под их дудку. При малейшем намеке на мой побег Арланда будут пытать, позорно пороть, а потом запрут в какой-нибудь чертовой дыре, где он будет медленно сходить с ума…