Книга Стыдные подвиги - Андрей Рубанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старлей-сэнсэй никогда не жалел учеников, и ученики его боготворили.
Сломанные ребра были обыкновением. Гематомы демонстрировались, как награды. Закаливание кулаков считалось забавой — парни соревновались, кто дольше простоит, уперев кулаки в битое стекло или толченый кирпич.
Весна, лето, начало осени прошли в упорных занятиях. Зал не отапливался, в октябре похолодало, и многие перестали ходить, — но трое наиболее преданных, включая нашего тощего солдатика, продолжали.
Тощему была нужна растяжка. Тощий хотел сесть на шпагат.
Шпагатов бывает два, продольный и поперечный. В этом деле возможна путаница. Одни считают поперечным так называемый простой шпагат, когда ноги располагаются поперек линии плеч. Другие считают поперечным «трудный» шпагат, когда ноги следует раздвигать в стороны. Тощий решил, что будет тренировать сразу второй вариант. Освоит «трудный», а простой образуется сам собой. Разумно, правда?
В ноябре он нашел на свалке старый электрический обогреватель. Отремонтировал, притащил в зал. Разговоры со знающими людьми, в том числе с юным Ибрагимом, дали важное знание: все дело в разогреве связок.
— Видел балерину? — говорил Ибрагим. — Перед разминкой она надевает на ноги толстые гетры. Вязаные, шерстяные. От пятки — и досюда… — стеснительно улыбаясь, маленький дагестанец показывал на область гениталий (он был воспитан в строгости и не мог произнести названий женских интимных мест). — Разогревай мышцы — и не давай им остыть. Холодные ноги нельзя тянуть. Разогревай и держи в тепле.
То же самое говорил Смирнов, но он больше упирал на спешку и пристрастие к выпендрежу.
Старлей-сэнсэй не был интеллектуалом. Он, может быть, вообще не любил думать — но был разумен в наивысшей степени. Солдатикам нравилась веселая прямота, на которой Смирнов основывал свои взгляды. Наверное, все армии всех стран и государств во все века состояли именно из таких вот Смирновых, спокойных, жестких людях, уважающих ясность и порядок. За полтора года ученики ни разу не видели учителя в цивильном: он появлялся либо в военной форме, либо в спортивном костюме. Не исключено, что старлей вообще не имел гражданской одежды, и за это его дополнительно уважали. Такой Смирнов хорошо бы смотрелся в компании офицеров, описанных Львом Толстым или Пушкиным Александром Сергеевичем.
Тощий Рубанов считал старлея идеальным человеком-функцией. Существом, созданным для служения идее. Неважно, что идея заключалась в изощренном коллективном убийстве под названием «война» или «боевые действия». В любом случае именно служение идее гарантирует полноту жизни и, может быть, даже счастье.
Впоследствии, когда страна, которой тощий солдатик приносил присягу, перестала существовать, люди-функции — такие, как Смирнов, обученные идти, куда прикажут, и умирать, если прикажут, вышли из моды и постепенно были заменены так называемыми полноценными, «гармонично развитыми» гражданами, убежденными в том, что жизнь и здоровье есть их главная неотъемлемая ценность. Нормированный рабочий день, соцпакет, оплачиваемый отпуск, полная защита интересов отдельной взятой личности. Но тощего это не интересовало. Иисус или Будда не жили «полноценно», не берегли себя и не были озабочены защитой своих гражданских прав, — они служили идее.
К началу ноября, когда в мокром Тверском крае установилась минусовая температура, Смирнов объявил о перерыве в занятиях. Тощий рядовой для вида кивнул, но продолжал: приспособил для тренировок раздевалку. Соорудил в углу приспособление, названное про себя дыбой. К полу прибил веревочную петлю, в нее вставлял пятку, у противоположной стены — вторую петлю. Меж раздвинутых ног помещал включенный обогреватель, и горячий воздух, поднимаясь вверх, прогревал бедра и колени.
Тут же лежал гвоздь: встав максимально широко, рядовой наклонялся и делал отметку, царапину на полу, возле пятки. Отмечал достигнутый прогресс. Делал перерыв, тщательно массировал бедра и голени — и начинал сначала.
Действуя по новой методике — с обогревателем между ног, — уже к середине месяца он добился прогресса почти в десять сантиметров.
Представьте конструкцию из мышц, костей, хрящей, сосудов, суставов и сухожилий. Это человеческая нога. У нее постоянная длина. Попробуйте растянуть конструкцию хотя бы на пару сантиметров — и вы поймете восторг рядового солдата.
Ноги болели круглосуточно. Болел зад, и спина, и колени. Упорный фанатик ходил, переваливаясь по-утиному. Приятели отпускали скабрезности. Но тощему было все равно. Вместо гвоздя теперь он использовал карандаш: отвоевав сантиметр, отчеркивал и писал дату. Так родители отмечают на дверном косяке рост ребенка.
В конце ноября удалось прибавить еще три сантиметра. Это была большая победа. Теперь тощий мог ударить соперника хотя бы в грудь. Счастливый, он рассчитал график — и увидел, что до полного торжества, до полноценного шпагата, осталось четыре с половиной месяца.
На следующий день после составления графика проснулся в пять утра с сильной болью. Ступни и колени распухли. Ходить было невозможно. Доковылял до санчасти — фельдшер озадаченно щупал, расспрашивал, вызвал приятеля, потом они, не сумев и вдвоем установить причину опухолей, позвонили врачу. К утру наш герой готов был выть от боли. В конце концов узнал, что болезнь называется ювенильный артрит, и был отправлен в госпиталь.
Конструкция из жил, мышц и хрящей оказалась не слишком надежна. Переохлаждение, перенапряжение — и вот начинающий каратека не способен даже сунуть ногу в сапог.
Ему завидовали. Госпиталь — это солдатский эдем, где не ходят строем и не вскакивают в шесть утра, повинуясь реву дежурного сержанта.
Две недели жил королем. Ел и спал. Его странный недуг не взволновал госпитальных лекарей, они ликвидировали опухоли за четыре дня посредством таблеток; оставшееся время недужный воин ничего не делал и посвящал растяжке все свободное время. Действовал так усердно, что лежавший с ним в одной палате старый дядька в чине полковника однажды прохрипел, что подаст рапорт. Морщинистый ветеран заподозрил солдата в членовредительстве: решил, что тощий воин специально издевается над собой, чтобы продлить курс лечения и подольше побыть в тепле и сытости.
За два дня до выписки в госпиталь привезли прогремевший фильм «Игла» с Виктором Цоем в главной роли. Смотреть на новую звезду пришли все, кто мог ходить. Тощий много слышал про «Иглу» и Цоя, но увиденное сильно разочаровало. Говорили, что Цой смотрится не хуже Брюса Ли, на самом деле сцены драк показались тощему дилетантскими, если не убогими. Хотя тип личности Цоя, разумеется, был тот же: человек-функция, человек-магнит, он служил идее, и она питала его. От Цоя невозможно было оторвать глаз.
К сожалению, пленка оказалась сильно заезжена и испорчена. Драк было две: в середине фильма — одна (короткая), и в финале — еще одна (длинная); весь фильм собравшиеся в зале ждали, когда начнется мочилово, — но, дождавшись, были очень разочарованы, возмущенно свистели и топали ногами: в самых эффектных эпизодах изображение вдруг начинало прыгать, наиболее захватывающие моменты проскакивали за долю секунды. Наверное, бобины с фильмом слишком долго переезжали из гарнизона в гарнизон и каждый солдат-киномеханик считал своим долгом вырезать один-два кадрика, самых красочных, на память.