Книга Темная материя - Юли Цее

Он сразу же выбрал подходящее место. У верхнего края седловины дорога выходит из леса и, прежде чем снова скрыться в лесной чаще, перетекает в километровый изгиб серпантина на спуске. Качество покрытия позволяет развивать скорость не менее шестидесяти километров в час. Велосипедист, попадающий с яркого солнца под сень листвы, должно быть, первые несколько сот метров проезжает почти вслепую. Себастьян выбрал два дерева, расположенные друг против друга по обе стороны дороги, как столбы ворот, и, выбрав нужную высоту, сделал зарубки на их стволах. Сейчас он тревожно щупает пальцами эти метки.

На несколько метров выше по склону он находит место, откуда может скрытно следить за дорогой. Там он, сев на землю, вынимает из рюкзака принесенные с собой вещи, надевает пластиковые перчатки из автомобильной аптечки и раскладывает в удобном порядке набор инструментов. Вплоть до этой точки он действовал по плану, дальнейшее ему уже неподконтрольно. Даббелинг либо будет тренироваться во вторник утром, либо нет. Если нет, Себастьян будет снова приходить сюда в среду, в четверг и так далее до бесконечности. Точнее говоря, пока за ним не придут и не засадят в сумасшедший дом или в тюрьму.

Поднимающееся солнце осыпает его плечи трепещущими монетками. Застрявшие в зарослях остатки ночного воздуха овевают прохладой лоб и затылок. И все же под пластиковыми перчатками на кончиках пальцев скапливается влага, Себастьян не решается их снять. Быстрое биение сердца увеличивает вдвое продолжительность каждой секунды. Проходит полчаса, но ничего примечательного пока не происходит. Под ногами нарастает шевеление и копошение. Муравьи заняты разделкой гусеницы и уволакивают бледные куски к себе в муравейник. Себастьян, пользуясь случаем, может наблюдать кипучую жизнь целого государства, малому миру дела нет до забот большого. С муравьиной точки зрения непонятная возня Себастьяна должна представляться такой же далекой от окружающей действительности, как с человеческой — движение небесных тел. Себастьян с удовольствием подал бы в муравьиное государство заявление о предоставлении гражданства. Он согласился бы добросовестно выполнять свои обязанности и ничего не нарушать. Он вел бы себя не как непредсказуемый индивидуалист, а как средний обыватель — одно из колесиков в механизме системы.

Подняв голову, он встречается взглядом с пухлой птичкой, которая вроде бы тоже чего-то ожидает. «Снегирек, — думает он. — Снегирек-дурачок!» Птичка вдруг встряхнулась и — фрр! — улетела. Может быть, ее вспугнул шорох. Но вот и Себастьян услышал шуршание резины по асфальту. Больше ничего. Ни каких-нибудь звуков, издаваемых человеком, ни железного скрежета измученного механизма. Профессионал выполняет свою работу без лишнего шума.

Желтая спина натужно покоряет подъем. Гоночный велосипед слегка покачивается в такт работающим педалям, длинные ноги трудятся, преодолевая гравитацию. Хотя от Себастьяна до велосипедиста внизу расстояние всего несколько метров, лица ему не рассмотреть; сверху видна лишь наклоненная голова в белом шлеме. Вероятность того, что это Даббелинг, Себастьян оценивает в восемьдесят процентов. Как ученый, он привык сталкиваться с состоянием неполной определенности. Стоя за деревьями, он провожает велосипедиста глазами, глядя, как тот, миновав ресторанчик, удаляется вверх по широкой дуге серпантина. После того как велосипедист скрылся из виду, Себастьян еще десять минут не предпринимает никаких действий. Затем напряженный покой взрывается вихрем движения.

Схватив в охапку приготовленные инструменты, он бегом спускается к шоссе. Развернув стальной трос, он заводит его вокруг дерева и продевает конец в проушины зажимного устройства. Лебедка закрепилась. Замок защелкнулся. Себастьян несколько раз пробует, как срабатывает рычаг. Густой шваркающий звук успокаивает его нервы. Протягивая трос через дорогу и обматывая его вокруг второго дерева, втыкая конец в проушины и защелкивая замок, он мысленно сопровождает Даббелинга в его подъеме на вершину. Вот он одолевает самое крутое место склона, вот проезжает последний поворот. Вместе они ощущают пульсацию крови в венах; обоим пот заливает глаза; оба трудятся над выполнением одной и той же задачи, и это тесно связывает их вместе. Даббелинг добрался до затертой финишной линии в конце подъема. Может быть, он проверяет время, надевает куртку и позволяет себе постоять, окидывая взглядом победителя долину, которую оставил позади, справившись с этой задачей благодаря физической силе за тридцать пять минут. А может быть, он просто, спустив ноги, уперся в землю, развернул велосипед и ринулся одолевать спуск.

Хватая ртом воздух, Себастьян ждет, пристроившись за последним деревом на краю седловины. Он так напряженно вглядывался туда, где дорога показывается из-за поворота, что все краски поплыли у него перед глазами. От запредельной сосредоточенности он чуть было не упустил момент, когда вдалеке из-за деревьев показалась мелькающая желтая майка Даббелинга. Доктор — быстрый ездок. Он набрал такой темп, что Себастьяну останется не больше минуты, чтобы спрятаться в укрытие. В несколько прыжков Себастьян подбегает к тросу и натягивает его до отказа. Затем, не разбирая дороги, скатывается с придорожного откоса и с трудом останавливает взятый разбег, ибо ноги, увлекаемые силой тяготения, так и стремятся мчать его дальше, прямехонько через лес, через пастбище, и, чтобы скорей запрыгнуть в машину, Себастьян заставляет себя остановиться, ложится на землю и прикрывает ладонями голову, как будто в ожидании взрыва.

Самое лучшее свойство времени — это то, что оно течет без посторонней помощи, независимо от того, что в нем происходит. Вот и следующая горстка секунд проскочит, и то, что сейчас казалось немыслимым, пройдет и останется позади. Ожидать — нетрудно. Жизнь состоит из ожидания. Следовательно, резюмирует Себастьян, жизнь проживать — дело совсем несложное.

Шипение покрышек приближается, звук набирает громкость и высоту тона, сейчас проскочит. Прежде чем, промчавшись мимо, понизить, согласно эффекту Доплера, тон, звук прерывается чавкающим ударом. Одновременно раздается человеческий голос — первый слог недосказанного слова: «За…»

Твердое резануло по мягкому насквозь. Засим — странный миг тишины, и вот металл с протестующим скрежетом стукается об асфальт. Резкий удар, слышно, как съезжает вниз тяжелое тело. Части рамы одна за другой рушатся на асфальт, мелкие детали, звеня, сыплются в разные стороны. Один предмет бухнулся на дорожный откос и покатился, подпрыгивая, как будто поскакало, убегая, крупное животное.

После этого наступает тишина. Что-то ворвалось в начавшийся день и тут же кануло на дно; концентрические волны рассеялись; поверхность времени снова раскинулась в утренних лучах зеркальной и непроницаемой гладью. Птичья филармония как ни в чем не бывало продолжает прерванный концерт. Себастьян поднимает голову. Свет не изменил своей окраски, легкий ветерок привычно шелестит листвой. Как же несложно обставлен уход человека из этого мира: ворота с двумя деревьями вместо столбов, немножко шума, и снова все как было. От этого впору почувствовать удовлетворение, как приносит удовлетворение всякое дело, при котором малыми средствами достигается большой результат. Хорошо, что подвернулся Даббелинг, а не какая-нибудь более симпатичная личность. «Отличная был а идея», — подумал Себастьян, и эта мысль вдруг душит его за горло. Сложившись пополам, он ждет, что его вот-вот вывернет наизнанку.