Книга Золото гетмана - Виталий Гладкий

Шинкарь убежал на кухню. Потупа сел на лавку напротив товарища и спросил:

– Что ты тут за историю вспомнил?

– Ты о чем? – с недоумением посмотрел на него Потупа.

– Ну про посла швенского, Веллинга. Я с ним встречался… кажись, в 1688 году. Охраняли мы его с братчиками. Приезжал охмурять Мазепу. Гетман уже тогда в кусты норовил прыгнуть.

– А… Этот самый Абрахам (точно – дед нашего шинкаря!) упросил посла захватить его с собой. Веллинг согласился, потому что еврей говорил на немецком и русском и в дороге мог быть переводчиком. Абрахам доехал с посольским обозом до самого Чигирина, где устроил послу такой фокус. Он предложил продать ткани из Молдавии, принадлежащие Веллингу, и на вырученные деньги купить послу прекрасных соболей. Но вместо ценного меха принес послу такую дрянь, что тот выгнал его пинками. На другой день Абрахам вернул послу ткань, но когда ее перемерили, оказалось, что еврей отрезал себе половину. За этот фокус посол его сильно отругал и прогнал прочь. А по мне, так нужно было посадить Абрахама на кол.

Потупа раскатисто рассмеялся.

– Ты только не рассказывай это при Насте, жинке гетмана, – сказал он весело. – Теперь и я вспомнил.

– Почему нельзя рассказывать?

– Абрахам из Сорок – ее дед.

– Иди ты!

– Точно. У него было трое сыновей – Яков, Абрахам и Марк. Про первых двух я ничего не знаю, а вот Марк – отец Анастасии.

– Что б я сдох… – У Солодухи глаза от удивления полезли на лоб.

– У тебя скоро может появиться такая возможность.

– Это как?

– Полковник хочет послать нас с каким-то тайным поручением. И боюсь, что оно окажется очень опасным.

– Верю. Тебе верю. У тебя нюх на опасности. И когда?

– Завтра. На зорьке.

– Ну что же, до утра время есть, – без особых эмоций ответил Солодуха; ему было не привыкать вскакивать на коня и мчатся неизвестно куда и неизвестно зачем. – А пока – гуляй казак! Где этот чертов шинкарь! – снова включил он свой басище.

Тем временем Полуботок и джура подъехали к дому, который принадлежал его старому приятелю, бунчуковому Константину Савичу.

Хозяина не было – он ушел в персидский поход вместе с Данилой Апостолом, – и его жена радушно предложила черниговскому полковнику свой дом в полное распоряжение, а сама уехала в село Семешково, купленное Савичем у вдовы покойного писаря Федора Подлесского, который примкнул к Мазепе. Там у Савичей была новая усадьба, где они с детьми отдыхали в летнее время.

В доме Полуботка уже ждал накрытый стол. Повар-поляк, которого полковник всегда возил с собой, расстарался на славу. Кроме рыбного и мясного разнообразия, он подал хозяину на ужин один из любимых его борщей – холодный. Лето было в разгаре, жара спадала лишь после захода солнца, поэтому истомившийся за день организм просто жаждал прохлады.

– Садись, Михайло, откушаем, чем Бог послал, – сказал полковник.

Джура, заинтригованный такой милостью, не стал отнекиваться и спустя минуту уплетал за обе щеки и свежие коржи с маком, и крученики, и хорошо прожаренную свиную колбасу, которая таяла во рту и брызгалась горячим жиром, и холодный борщ.

Этот вид борща Полуботок не без завистливой иронии называл «ясновельможным», намекая на Скоропадского. Именно гетман изобрел это блюдо, перехватив пальму первенства по части кухмистерства из рук черниговского полковника. В огненно-красной жидкости, расцвеченной на поверхности янтарными капельками постного масла, плавали «балабушки» – маленькие шарики из молотого щучьего мяса, начиненные рублеными сухими грибами, а также маслины, оливы и жаренные на подсолнечном масле небольшие карасики, вывалянные в муке.

Обычно к «ясновельможному» борщу полагались постные пирожки с кислой капустой, кашей или с грибами, но тут уж и Полуботок внес свою лепту в рецепт холодного борща: к нему подавали ржаные пампушки с чесноком, испеченные на капустном листе.

Насытившись, полковник движением кустистых седых бровей отправил повара Юзека, который лично прислуживал хозяину, восвояси, и, подождав, пока за ним закрылась дверь, сказал:

– Вот что, Михайло, наступил твой час сослужить мне важную службу. Если честно и в срок исполнишь мой наказ – награжу тебя по-царски. Дам тебе село. Но ежели предашь меня… – Волчий взгляд Полуботка буквально пригвоздил юношу к лавке; у Княжицкого даже дрожь пошла по телу. – Тогда не будет пощады ни тебе, ни твоим родителям. Ты все понял?

– П-понял, пан полковник… Исполню.

– Тогда слушай. Я дам тебе пакет к главному крымскому мурзе Жантемир-бею, вручишь ему лично. Лично! Если тебя перехватят сечевики или – что еще хуже – царские солдаты, пакет сожги, утопи, наконец, съешь, но чтобы в руки к ним он не попал.

– Не сомневайтесь, пан полковник, – уже гораздо тверже сказал джура. – Пакет они не получат. Разве что вместе с моим бездыханным телом.

– Нет! Ты должен выжить и исполнить поручение. Татарский язык ты знаешь, так что общение с крымчаками тебя не затруднит. С тобой поедут старые запорожцы Потупа и Солодуха. Они проведут тебя хоть к черту в пекло, не то что в орду. А теперь иди, отдыхай. Завтра утром в путь. Насчет припасов я распоряжусь. Коня дам тебе самого быстрого и выносливого, из своей личной конюшни.

Джура ушел. Черниговский полковник налил в кубок романеи[39], отпил несколько глотков и задумался. Интрига, которую он задумал, могла стоить ему не только полковничьего уряда, а в перспективе – гетманской булавы, но и жизни.

После долгих размышлений Полуботок решил отправить часть своих сокровищ за границу. Прячь в Чернигове, не прячь, все равно могут найти. А в заграничном банке лежать им будет надежней. Дальше положишь, ближе возьмешь. Но как туда добраться?

Было два пути, два «окна» в заморские страны – Петербург и Крым. Но через столицу, где от бдительного глаза царских фискалов трудно что-либо скрыть, везти бочонки с золотом, равносильно сунуть голову в пасть льву. Мало того, что отберут в казну, так еще начнут расспрашивать (с пристрастием!) куда везешь, кому и зачем.

А вот Крым… Это другое дело. Тоже, конечно, опасно, особенно плыть до Босфора. Могут перехватить турецкие военные галеры. Да и синопские паши[40]нередко озорничают, пиратствуют на свой страх и риск.

И все же этот путь знаком, можно сказать, обжитой. Черное море для запорожских казаков что дом родной. Они исходили его вдоль и поперек. Дело оставалось за малым: получить у Жантемир-бея пропуск-ярлык через Босфор и найти подходящее иностранное судно; однако не просто торговое, а оснащенное для огневого боя, чтобы при случае отразить нападение пиратов.