Книга Крестики-нолики - Иэн Рэнкин

– Пора, – сказала она, его маленькая дочь, гораздо более взрослая, однако, чем он. – Пора.

Было и в самом деле пора.

– Нам лучше поторопиться, – сказал Ребус, – сейчас пойдет дождь.

Он почувствовал усталость и вспомнил, что еще не спал, что вся короткая ночь прошла в напряженных трудах. Он доехал до дома на такси – плевать на расходы – и с трудом дотащился по крутой лестнице до своей квартиры. По-прежнему невыносимо воняло кошками. В квартире его дожидалось просунутое под дверь письмо без марки. Он громко выругался. Вот вездесущий ублюдок! Вездесущий, но невидимый. Он вскрыл письмо и прочел:

ТЫ ТОПЧЕШЬСЯ НА МЕСТЕ. НА МЕСТЕ. НЕ ПРАВДА ЛИ?

ПОДПИСЬ

Но подписи не было, во всяком случае в письменной форме. Зато в конверте, точно какая-нибудь детская игрушка, лежал кусочек завязанной узлом бечевки.

– Зачем вы это делаете, мистер Узелок? – спросил Ребус, вертя бечевку в руках. – И что, собственно, вы делаете?

Внутри квартира напоминала холодильник: газовая горелка опять погасла.

Часть III

Узел

13

Пресса, почуяв, что Эдинбургский Душитель вовсе не фикция, не тающий в ночи призрак, взяла быка за рога и раздула эту историю, сотворив чудовище. В лучших гостиницах города поселились приезжие телевизионщики, и город обрадовался гостям, поскольку туристский сезон еще, в сущности, не начался.

Том Джеймсон был чертовски проницательным редактором и бросил на дело Душителя команду из четырех репортеров. Однако он не мог не заметить, что Джим Стивенс не в лучшей форме. Джиму, похоже, было на все наплевать – для журналиста симптом недобрый. Джеймсон встревожился: Стивенс самый дошлый, самый знаменитый его репортер. Надо будет как можно скорее поговорить с ним по душам.

Поскольку расследование дела – как и интерес к нему – становилось все более напряженным, Джону Ребусу и Джилл Темплер удалось лишь несколько раз поболтать по телефону. Они изредка сталкивались в управлении, где Ребус проводил целые дни. В своем старом участке он почти не бывал. Строго говоря, он и сам стал жертвой в деле об убийствах, получив приказ ни о чем другом в часы бодрствования не думать. Но Джон думал обо всем, кроме дела: о Джилл, об анонимных письмах, о том, что его машина вряд ли пройдет техосмотр. И постоянно наблюдал за Андерсоном, отцом любовника Роны, наблюдал за тем, как тот из кожи вон лезет, пытаясь обнаружить мотив, малейшую зацепку, хоть что-нибудь. Однако все Андерсоновы потуги были тщетны. Не удивительно, что у такого бездарного папаши и сын отнюдь не гений.

Что до писем, то жену и дочь Ребус исключил из числа подозреваемых. Едва заметное пятнышко на последнем послании Узелка было изучено судебными экспертами (за кружку пива) и оказалось кровью. Может, аноним порезал палец, отрезая кусок бечевки? Еще одна маленькая тайна. Жизнь Ребуса вообще была полна тайн, не самой пустячной из которых являлось то, куда деваются каждый день его законные десять сигарет. Ближе к вечеру он открывал пачку, пересчитывал содержимое и обнаруживал, что ежедневный рацион уже исчез. Невероятно! Он насилу мог вспомнить, как одну-то из дозволенных десяти сигарет выкурил! Однако подсчет окурков в пепельнице наглядно доказывал, что возражать против очевидного недобросовестно и нелепо. Складывалось впечатление, будто он подсознательно ограждает себя от какой-то излишней информации о собственной жизни.

В управлении ему отвели место в отделе происшествий, а Джек Мортон, бедолага, по-прежнему занимался поквартирным опросом. В служебные обязанности Ребуса, помимо прочего, входили и бесконечные телефонные разговоры с самыми разными людьми – от тех, кто искренне пытался помочь, до медиумов, прозревших истину, и полоумных, желающих покаяться во всех грехах мира. Приблизительно такой же контингент заявлялся прямо в управление – а ведь каждого следовало выслушать, потом зарегистрировать беседу, расположив протоколы по степени хотя бы предполагаемой значимости. Задача была почти непосильная, но, поскольку среди откровенного бреда действительно могла обнаружиться какая-нибудь зацепка, отлынивать от работы Ребусу и в голову не приходило.

В душной, переполненной столовой он выкурил сигарету номер одиннадцать, соврав себе, что тем самым уменьшает завтрашнюю норму, и прочел ежедневную газету. Исчерпав почти до конца свой словарный запас, журналисты все же пытались найти новые шокирующие прилагательные. Ужасающие, безумные, гнусные преступления Душителя. Этот ненормальный, растленный сексуальный маньяк. (Они как-то упускали из виду, что убийца не насилует свои жертвы.) Патологическая склонность к девочкам в школьной форме. «Куда смотрят городские власти? Никакие технические новинки не способны внушить нам то чувство спокойствия, которое вызывает полицейский, стоящий на своем посту. СЕЙЧАС МЫ НУЖДАЕМСЯ В НАШЕЙ ДОБЛЕСТНОЙ ПОЛИЦИИ». Таково было мнение Джеймса Стивенса, репортера уголовной хроники. Ребус не забыл сильно выпившего коренастого человека, встреченного на вечеринке у Кэти Джексон. Он вдруг вспомнил, какое у Стивенса сделалось выражение лица, когда тот услышал его фамилию. Еще одна таинственная странность. Ребус положил газету на столик. Ох уж эти репортеры! И вновь он мысленно пожелал Джилл успеха в ее нелегкой работе. Затем принялся изучать бледную фотографию на первой полосе таблоида. На ней была запечатлена коротко стриженная, глуповатая с виду девочка. Она боязливо улыбалась, точно фотограф застал ее врасплох. Между передними зубами у нее была едва заметная симпатичная щелочка. Бедная Никола Тернер, двенадцатилетняя ученица одной из средних школ южной части города. Она не имела никакого отношения к остальным убитым девочкам, и к тому же на сей раз убийца выбрал жертву постарше, ученицу средней школы. Значит, и возраст не служил для него определяющим фактором. Он продолжал выбирать жертвы наугад, без всякой системы. Андерсона это сводило с ума.

Но Андерсон категорически отказывался признать, что убийца сбил с толку всю милую его сердцу полицию, вынужденную распутывать настоящий гордиев узел. Должны же найтись ключи к разгадке!

Ребус допил свой кофе, чувствуя себя сыщиком из дешевого детективного романа: он жалел, что не может заглянуть на последнюю страницу, дабы разом покончить со всей этой путаницей в мыслях, со всеми смертями, с безумием и набившими оскомину домыслами.

Вернувшись в отдел происшествий, Ребус собрал все отчеты о телефонных разговорах, состоявшихся после того, как он ушел в столовую. Телефонисты уже выбивались из сил, а рядом с ними почти непрерывно работал телекс, распечатывавший все новые и новые сообщения из полицейских управлений со всей страны с информацией, которая могла оказаться полезной.

Из этого шума медленно, точно муха, попавшая в патоку, выполз Андерсон:

– Мы должны найти машину, Ребус. Машину. Я хочу, чтобы через час у меня на столе лежали все сопоставленные свидетельские показания о мужчинах, сидевших в машине с детьми. Мне нужен номер машины этого ублюдка.