Книга Доспехи бога - Лев Вершинин

Итак, я — Ирруах дан-Гоххо, костоправ и лекарь. Имею диплом Борсоннского коллегиума и патент на практику в обеих столицах. Возможно, кого-то удивит, отчего столбовой тондалайский дворянин, презрев традиции рода, уподобился низкорожденным, превращая знания в презренный труд за плату? Что ж, скрывать нечего. Никаких мрачных тайн. Все очень просто: после кончины деда сыны его разделили наследство по справедливости, как исстари заведено; Тутхо и Тамхо достались моим дядьям, Гоххо — батюшке. Замок небольшой, порядком обветшалый, вилланов — сотня—другая и обчелся, угодья, мягко сказать, невелики, да и то, что есть, порядком заболочено; денег же на осушение нет и не предвидится. А вдобавок ко всему перед самой смертью батюшки вышел указ о майорате; дескать, во избежание дробления уделов все наследство — старшему. И хотя спустя два года указ отменили, как вредный, закон обратной силы не имеет. Так вот и вышло: братцу Биббу — замок с землями, братцу Кикле — родовое серебро, братцу Айве — коняга с полным доспехам, а мне, поеледышу, как императорским указом определено, «достаточно средств для достойного обустройства жизни».

Ничего не скажу, не поскупились братцы. Тринадцать златников и шесть десятков сребреников отсыпали — аккурат на оплату полного курса Бор-сонны. Жаль, конечно, что по медицине, но тут уж деваться было некуда: факультет юриспруденции стоит вдвое дороже; так что на родню я обиды не держу, хотя и домой наведываться не собираюсь…

И то сказать, грех жаловаться: неизвестно еще, кто в накладе остался — я или братцы. Какие доходы с Гоххо? Никаких. А хорошему лекарю — везде почет и уваженье, лекарь же я, скажу не хвалясь, хороший. Во всяком случае, лучше многих, чему порукой нагрудный знак — ящерка зеленого нефрита. Знающий пациент, на эту ящерку глянув, тотчас гонорар удвоит, да и от дорожных неурядиц она отменный защитник: никто, в здравом уме пребывая, не обидит целителя, хранимого лично Четвертым Светлым. Да и гербовая цепь на шее прибавляет клиентам уважения, особенно ежели пациент — из мнящих о себе купчишек. Как же, не побродяжка какой пользует, пусть и с дипломом, а их высокое благородие столбовой дворянин. Так что на заработки пенять не приходится; изредка, с верной оказией, удается даже и переслать кое-что матушке и братцу Биббу, который, на беду свою, родился раньше всех и ныне обречен возиться с убыточным поместьем.

Легенда как легенда, вполне достойная, а главное — достоверная. Даже жаль немного, что воспользоваться ею вряд ли придется, поскольку личный контакт с туземцами в мои планы не входит. А входит в мои планы всего лишь добраться до места и разобраться с увечным кибером. Ничего сложного. Судьба, на наше счастье, застигла горемыку «Айвенго» в месте диковатом и от жилья людского отдаленном, где-то в самой гуще лесного массива, покрывающего весь север континента. К тому же перед безвременным успением автоматика все же сработала, и бедняга успел-таки выдать в эфир аварийный сигнал, безукоризненно записанный датчиками орбитала.

Координаты есть. Район поиска, учитывая все возможные погрешности, определен с радиусом до километра. Осложнений не предвидится: все зверье в округе разгонит пугалка, а на случай встречи с местными хомо я — бродячий лекарь Ирруах дан-Гоххо.

Суток, отведенных на операцию планом, хватит с лихвой, тем паче самое сложное уже позади: я добрался; остается найти и уничтожить.

Хотелось бы, конечно, забрать утиль с собой. Хомяк, вполне возможно, рассказал не все, а наши очкарики, дай им бог здоровья, даже по горстке праха смогли бы определить поставщика. На предмет розыска и обстоятельной беседы — не корысти ради, а исключительно потомству в пример, чтобы потенциальное жулье раз и навсегда зарубило на длинных хитрых носах: не нужно обманывать щедрый и великодушный Департамент; Департамент умеет и обижаться.

Да, очень хотелось бы, но — нельзя.

Ни в коем случае.

В космослужбах Федерации мой полет, естественно, задокументирован самым что ни на есть благопристойным образом, но в секретариат Совета Земли информация, столь же естественно, не поступала; Маэстро, мой друг и начальник, почти всемогущ, но связи связями, а всему есть предел. Так что, вполне возможно и даже наверняка, где-то на орбите меня притормозят рейдеры Поднебесной. Или Лиги. Или Халифата. А вовсе не исключено, что и Кагала. И досмотр будет произведен хоть и безукоризненно учтиво, но самым тщательным образом.

Не стоит подставляться по мелочам.

Ассамблея простит солдату Федерации все, кроме ошибки.

А жуликоватых поставщиков ребята Ромео все равно отловят, так или иначе…

Ну что ж, придется разлагать калеку на атомы, не отходя от кассы. Не самое легкое дело, между прочим. Суперпласт, даже бракованный, он и есть суперпласт; низкие сорта могут при определенных условиях не выдержать удара атмосферных разрядов, но полностью испепелить его практически невозможно, разве что прямым попаданием двух-трех «Сургутов», каковых на Брдокве нет и в ближайшем будущем не предвидится. Или направленным лучом «Мурзилки», а вот как раз «Мурзилка» на Брдокве имеется. В единственном экземпляре и, волею случая, как раз у меня…

Я провел ладонью по лицу, стирая совершенно неуместную улыбку.

Когда я вернусь, меня, безусловно, снова засунут в стационар. Но до того никак не обойтись без сабантуя. Настоящего, без подделок, с цыганами, тройками, очень желательно — с мордобоем. Пусть Смуглянка притащит потрепанный аккордеон в антикварном, безумно дорогом футляре из настоящего дерматина, а Ромео — дутар, а Маэстро станет дирижировать, как бывало раньше, и пусть под утро Кузнечик, приподняв обгорелую рожу из миски с салатом, произнесет: «Помни Кашаду!»

И станет тихо.

Мы нальем стаканы дополна, всклень; алый рассветный луч прыгнет в окно, но мы не заметим его; каждый из нас в этот миг увидит одно и то же: пляшущий закат над руинами посольского квартала, срезанные осколками верхушки пальм и прогоревший насквозь остов бронемашины, взгромоздившейся на полусплющенный автобус; это был самый конец весны, мутный прибой грыз бурый от крови и мазута пляж, и девятнадцать парней затерялись в паутине переулков, давно уже не выходя на связь. Глаза Маэстро по-кошачьи светились в сумраке; где-то справа бежал Ромео, чуть впереди, цинкуя дорогу, Смуглянка, а я волок Кузнечика; я тащил его, обвисшего, уже на две трети неживого, почти зубами, как кошка котенка; Кузнечик тихонько стонал, а с выпотрошенных коробок отелей стреляли по мне, движущейся мишени, бестолковые, но неприятно настойчивые снайперы Бубахая.

«Помни Кашаду!» — повторит мой первый зам.

«Кашада не будет забыта!» — негромко отзовемся мы.

И выпьем последнюю стоя, не чокаясь.

Все пятеро; весь личный состав группы «Тэта» за себя и за всех, кто незримо стоит рядом; за тех, кто не вернулся.

Я — вернусь.

…Шагнув за порог, я оглянулся.

За моей спиной высился темно-серый, шершавый на вид валун в два с половиной человеческих роста, густо усеянный оспинками вмятин и мшистыми бархатными лишаями. Тяжелый, основательный, почти правильной сферической формы, камень-гигант всем видом своим внушал почтение; еле ощутимым запашком гнили тянуло от него и еще чем-то совсем чуждым, непонятным, не сегодняшним; тьму тем веков тому неведомая буря, оторвав от далекого горного кряжа, зашвырнула его сюда, вмяла в мягкую землю и оставила, наскучив забавляться; впрочем, уже и тогда он был тяжек, невозмутим и невообразимо дряхл…