Книга Судебные ошибки - Скотт Туроу

— Из группы расследования убийств, — ответил Ларри.

— Я никого не убивал. Такими делами не занимаюсь, начальник. Вы, должно быть, пришли за другим черномазым. Я не убийца, я любовник.

В подтверждение своих слов Коллинз пропел несколько тактов из песни Отиса Реддинга, вызвав тем самым значительное оживление в нескольких камерах на верхнем и нижнем этажах. Потом повернулся, спустил на комбинезоне «молнию» и снова пошел к унитазу. Посмотрел в упор на Мюриэл, ожидая, что женщина поспешит уйти, но она постояла еще минуту.

— Что скажешь? — спросил Ларри, когда они шли обратно.

— Чертовски симпатичный, — ответила Мюриэл. Он походил на Гарри Белафонте, любимого певца и киноактера ее матери.

— Постараюсь достать тебе его тюремную фотографию в рамке. Не тратим ли мы попусту время?

Мюриэл спросила, что он имеет в виду.

— По-моему, с этим Коллинзом каши не сваришь. Но если ты можешь подождать час, я тоже.

После ужина Коллинза могли потихоньку привести в комнату для допросов. В административном отделе Ларри попросил дежурного офицера устроить это, сказав лишь, что им нужно допросить Фаруэлла по поводу одного убийства. Половина заключенных была сбита в шайки или как-то связана между собой; если б они сочли, что Коллинз сотрудничает с полицейскими, это быстро стало бы известно. Дежурный офицер отвел Ларри с Мюриэл в маленькую трапециевидную комнату, трапезоид с дешевыми штукатурными плитами, покрытыми следами каблуков в нескольких дюймах над полом. Они сели в пластиковые вращающиеся кресла, привинченные к полу, как и стол, толстыми болтами.

— Ну и как там Толмидж?

Ларри отвел взгляд, словно тут же пожалел о своем вопросе. С ней теперь многие заговаривали о Толмидже. На прошлой неделе в газете появился его снимок, сделанный во время сбора пожертвований. Но Ларри вел речь не о том.

— Знаешь, я не думала, что ты так ревнив.

— Это ничего не значащий вопрос, — запротестовал он. — Как о самочувствии и о семье.

— Угу.

— И что же?

— Оставь, Ларри. Я вижусь с ним. Мы хорошо проводим время.

— А со мной не видишься.

— Ларри, я не помню, чтобы виделась с тобой так уж часто. Насколько могу судить, ты даже не думаешь обо мне, пока тебе не приспичит.

— Ну и что тут плохого? — спросил Ларри. Мюриэл хотела было возмутиться, но поняла, что он ее подзуживает. — Теперь буду каждый день посылать тебе цветы и любовные письма.

«Любовные письма». Ларри всегда мог чем-то ее удивить. Она лишь посмотрела на него.

— Я даю тебе свободу действий, — сказал он. — Думаю, ты хочешь ее иметь.

— Хочу, Ларри.

Когда Мюриэл закрыла глаза, ресницы, казалось, прилипли к косметике. Живущий инстинктами, Ларри каким-то образом понял — что-то произошло. Два дня назад Толмидж, уходя от нее, прижал ее голову к своей груди и сказал: «Может, пора подумать о том, чтобы сделать это постоянным?» Она всегда понимала, что дело идет к тому, но тут ее словно бы охватил паралич. С тех пор она всеми силами старалась не думать о его словах.

Она словно бы смотрела в Большой каньон[6]. И почему-то на опасной глубине виднелся ее первый брак, редко служивший хотя бы темой для раздумий. Замуж она вышла девятнадцатилетней, в том возрасте, когда люди совершают множество глупостей. Тогда она думала, что получает предмет желаний. Род был ее учителем английского языка в школе. Умным, язвительным и все еще неженатым в сорок два года — ей даже не приходило в голову задуматься, почему. Летом после окончания школы она случайно встретилась с ним и стала нагло флиртовать. Мюриэл уже знала, что сексуальная навязчивость творит чудеса для привлекательной девушки. Она преследовала Рода, приглашала пообедать вместе, сходить в кино — и неизменно тайком от родителей. Они были потрясены, когда она объявила им, что вышла замуж. Но она работала, через пять лет окончила колледж, преподавала в школе и вечерами училась на юридическом факультете.

Со временем, разумеется, обаяние Рода поблекло. Собственно говоря, не совсем так. Он оставался одним из самых забавных людей, каких она знала, — пьяный умник, сидя в конце стойки, цитировал лучшие строки из английских комедий. Но, в сущности, был несостоявшимся человеком. Обладал блестящим умом и был связан по рукам и ногам своим несчастьем, сознавал это, часто говорил, что главная проблема его жизни — невозможность держать всего двумя руками стакан, сигарету и пульт управления телевизором. Возможно, был гомосексуальным, но не осмеливался признаться в этом себе. Однако интерес к сексу с ней исчез вскоре после их помолвки. Что на третьем году их совместной жизни привело ее к связям с другими мужчинами. Род знал об этом и как будто не имел ничего против. Однако когда она заводила речь о разводе, приходил в ужас. Не мог сказать об этом своей матери. Суровой, анемичной, чопорной, которую ему надо было бы давным-давно послать ко всем чертям. Вместо этого он позволял ей быть судьей своих поступков. До самой своей смерти. От коронаротромбоза, который предвещала ранняя смерть его отца и деда. Несмотря на все предзнаменования, Род не занимался физическими упражнениями и ходил к врачу лишь затем, чтобы высмеивать его, но для Мюриэл эта утрата была неожиданно тяжелой. Она лишилась не только самого Рода, но и предмета гордости, который он представлял собой для нее, когда ей было девятнадцать.

Женщина, вышедшая замуж за человека, годящегося ей в отцы, оглядываясь назад, говорит: «У меня были проблемы». Однако основное побуждение Мюриэл оставалось прежним до сих пор: она хотела чего-то добиться в жизни. У незадачливого пьяницы Рода и могущественного Толмиджа общего было меньше, чем у травы и камня. И пятнадцать лет, прошедшие после ее первого брака, были буквально целой жизнью. Но сознание того, как она может ошибаться в таких делах, продолжало ее тревожить. Однако с Ларри ей хотелось выглядеть решительной.

— Не могу поверить, что Толмидж для тебя так много значит, — сказала Мюриэл.

— Не знаю, — ответил он. — Похоже, я уже вольный человек.

Ларри сказал, что разводится. На сей раз, похоже, он говорил всерьез. Они с Нэнси вместе ходили к адвокату, женщине, которая сначала пыталась уговорить их сохранить семью. Проблем с дележом имущества не было. Единственным камнем преткновения были его сыновья. Нэнси не хотела с ними расставаться и даже предложила взять над ребятами опеку, но Ларри категорически отказался. Пока что дело не двигалось с мертвой точки, но должно было в конце концов решиться. Они оба хотели развода.

— Грустно это, — сказал Ларри. Тоже как будто всерьез. На Мюриэл он не потрудился взглянуть. Старчек, надо отдать ему должное, не искал дешевого сочувствия.

Снаружи послышалась тюремная музыка звякающих кандалов. Надзиратель постучал и ввел в комнату опоясанного цепью с ручными и ножными оковами Коллинза Фаруэлла. Усадил его за другой стол и примкнул ножную цепь к черному, привинченному к полу кольцу.