Книга Слишком много клиентов - Рекс Стаут

— Там есть кто-нибудь? Полиция?

— Нет. Один полисмен проводил нас домой и ушел.

— Сейчас я буду. Она повесила трубку.

Завязав галстук, набросив пиджак и рассовав по карманам всякие мелочи, я вырвал из блокнота листок и написал на нем: «Мария Перес убита. Миссис Перес звонила в 2.35. Еду на Восемьдесят вторую улицу. А. Г.».

Спустившись на этаж, я просунул записку под дверь комнаты Вульфа и выбежал на улицу. В этот час лучше всего было ловить такси на Восьмой авеню, и я двинулся на восток.

11

Была одна минута четвертого, когда я воспользовался своим ключом, чтобы открыть дверь цокольного этажа дома 156, и вошел. Миссис Перес ждала меня. Не сказав ни слова, она повернулась и пошла через холл, а я двинулся следом. На полпути она свернула в комнату, в ту самую дверь, которую я распахнул во вторник вечером, когда почувствовал, что за мной следят. Комнатка оказалась маленькой, узкая кровать, комод, небольшое трюмо и пара стульев занимали почти все ее пространство. Перес сидел на стуле у трюмо, на котором стояли стакан и бутылка рома. Когда я вошел, он медленно поднял голову, чтобы взглянуть на меня.

— Моя жена говорила вам, что сесть мы предлагаем только друзьям, — произнес он. — Вы нам друг?

— Не обращайте на него внимания, — сказала она. — Он напился. Полбутылки рома. Это я ему велела. Спасибо, что пришли… Только теперь мы не знаем, зачем вас звали. Что вы можете сделать? Тут даже сам Господь Бог бессилен.

Я присел на стул.

— Беда в том, что необходимо действовать, и чем скорее, тем лучше. Вы знаете, кто ее убил?

— Вы с ума сошли, — сказал Перес — Нет, конечно.

— Вам сказали, кто и где обнаружил труп?

— Да. Какой-то человек, в доке у реки.

— Во сколько она ушла из дома и куда?

— В восемь часов пошла в кино. За ней заходили две девушки, мы их знаем. Полицейский водил нас к одной из них, и она сказала, что Мария ушла из кино около девяти часов, а куда — неизвестно.

— У вас есть какие-нибудь предположения?

— Нет.

— Ладно. Вот, значит, как обстоят дела: либо между ее смертью и смертью мистера Еджера есть связь, либо нет. Если связи нет, то пусть убийцу ловит полиция. Возможно, это ей удастся. Если же связь есть, полицейских нельзя даже допускать к расследованию, потому что они не знают, чей это был дом. Или вы им сказали?

— Нет.

— Тогда решать вам. Если вы расскажете им о Еджере, они смогут найти убийцу скорее, чем мы с мистером Вульфом. Не расскажете — мы тоже его найдем, но не знаю, сколько на это понадобится времени. Вы хотите поручить дело нам?

— Мария не имела ничего общего с Еджером, никогда не разговаривала с ним, не заходила в ту комнату, не знала ничего о нем и о людях, которые приходили сюда.

— Не верю, — заявил я. — Где она была в воскресенье вечером, когда вы вытаскивали тело и прятали в яму?

— Спала. На этой вот кровати.

— Это вы так думали. У нее был хороший слух. Она слышала, как я входил в дом вечером во вторник. Дверь ее комнаты была приоткрыта, и Мария смотрела на меня через щелку.

— Вы с ума сошли, — сказал Перес.

— Мария не могла этого сделать, — согласилась его жена.

— И все же сделала. Мы с ней обменялись несколькими словами. Да почему, собственно, не могла? Красивая, умная девушка, и вдруг не интересуется тем, что происходит в ее собственном доме? Чепуха. Мне надо выяснять, что она знала или сказала такое, из-за чего ее могли убить. Если я этого не пойму, ничего сделать не удастся. Полиция производила тут обыск?

— Да, в этой комнате.

— Они что-нибудь забрали?

— Нет. Сказали, что нет.

— Значит, если вы оставляете дело нам, обыск должен стать первым шагом. Вам бы лучше лечь спать, только вы ведь не уснете. Идите на кухню и съешьте что-нибудь. Мне придется разобрать на части кровать и просмотреть все вещи.

Миссис Перес встала и сняла покрывало с кровати.

— Ничего вы не найдете, — сказала она.

Через полтора часа я был вынужден признать ее правоту. Я опустошил все ящики комода, поднял ковер и изучил каждый дюйм пола, вытащил все из бельевого шкафа и осмотрел стены, подсвечивая фонариком, вынул ящики и проверил их днища. Ничего. Теперь я знал о Марии гораздо больше, чем когда она была жива, но даже малейшего намека на ее интерес к Еджеру мне найти не удалось.

— Я же вам говорила, — сказала миссис Перес.

— Да, я слышал, — я подошел к комоду и вытащил нижний ящик.

— Нет, больше не надо. Вы упрямы, как мой муж.

С ящиками я не очень упорствовал. Только осмотрел днище. Надо их перевернуть и простучать.

Я положил пустой ящик на пол и попробовал отковырнуть днище ножом. Однажды Сол Пензер отыскал под фальшивым дном ценную картину, приклеенную снаружи, а не изнутри. Но в этом ящике ничего не оказалось. Я взялся за следующий и чуть было не дал маху. Кладя ящик на кровать, я обратил внимание на внутреннюю сторону дна и разглядел маленькую дырочку в углу. Днище было застелено пластмассовым листом с рисунком в виде красных цветов на розовом фоне, и дырочка приходилась точно посреди одного из цветков. Я взял со стола заколку, вставил в дырочку и надавил. После того как край пластика приподнялся, я просунул под него палец и дернул. Под листом аккуратно лежали бумаги. Вот их перечень:

1. Пять проспектов фирмы «Континентал Плэстик Продакс», вырезанных из журналов.

2. Четыре этикетки от шампанского «Дом Периньон».

3. Три страницы биржевой рубрики «Таймс» с карандашными пометками напротив граф доходов «Континентал Плэстик Продакс».

4. Две газетные фотографии Томаса Г. Еджера.

5. Газетная фотография Томаса Г. Еджера-младшего и его невесты.

6. Газетная фотография миссис Томас Г. Еджер-старшей в обществе трех других дам.

7. Фотография банкета в гостинице «Черчил».

8. Три фото Мэг Дункан, два — из журналов и одно — сделанное в студии.

9. Тридцать один карандашный набросок женских лиц. В левом нижнем углу каждого листа стояла дата. Некоторых женщин Мария рисовала 4—5 раз. Начала она этим заниматься два года назад, а один из набросков был сделан в прошлое воскресенье. С листа бумаги на меня смотрела Джулия Макджи.

10. Девять пятидолларовых купюр.

Миссис Перес видела все, но молчала. Я взял бумаги, завернул их в страницы «Таймс» и поднялся. Теперь мои действия уже можно было квалифицировать как сокрытие улик, ибо если мой адвокат начнет утверждать, будто я не знал, что бумаги имеют отношение к смерти Марии Перес, ему придется упирать на то, что я идиот.