Книга Парадокс Гретхен - Вера Колочкова

– Меня? – опять удивилась ее собеседница, будто Маргоша задавала ей невесть какие вопросы. – Меня Соней зовут…

– А меня – Маргаритой. Можно Ритой. А вообще, все меня Маргошкой называют, я уж привыкла…

– Маргошка… Красиво как…

Соня повернула к ней от плиты лицо и улыбнулась, и Маргоша разглядела ее наконец полностью. Соня оказалась совсем молоденькой девчонкой, и улыбка очень ей шла, делала ее лицо довольно милым и симпатичным. И вообще, подумалось Маргоше, если хорошо подстричь эти отросшие некрасивыми рваными прядями волосы, снять этот дурацкий, полудетский и совсем ветхий халатик и одеть во что-нибудь более приличное ее новую знакомую, то весьма интересная получится девчонка, приятная такая сексапильная пышечка…

– Соня, а ведро с тряпкой в твоем хозяйстве имеются? Там в комнате такая пылюка стоит, что заходить противно! Хочу прибраться. Посодействуешь?

– Ага. Сейчас все дам. Погоди, только картошку дожарю. Хм… Надо же, какое имя интересное – Маргошка…

Она снова обернулась к ней от плиты и улыбнулась уже более дружелюбно, и подмигнула лукаво, и махнула рукой, быстро пробормотав:

– Ты иди пока к себе, я принесу…

Вскоре Соня притащила ей и ведро, и тряпку, и старый вытертый веник, и даже помощь свою предложила – начала весело мыть пыльные оконные стекла, до скрипа протирая их скомканными газетными листами, болтая при этом без умолку:

– Ой, а мы в детдоме, знаешь, всегда так окна мыли – старыми газетами! У нас детдом сельский был, рядом с церковью стоял, на горе. Весной на Пасху все промоем, все блестит… Знаешь, и хорошо было! Мы дружно жили, и воспитатели были ничего, нормальные, в общем… Сейчас иногда смотрю по телевизору: такие ужасы порой про детдома да интернаты показывают – волосы на голове дыбом встают! А у нас ничего было, прилично так. Даже и не били никого…

– Сонь, а каким ты образом в городе оказалась? Если, говоришь, в селе детдом был?

– Так нас всех после выпуска по разным городам распихивают! Где в деревне работать-то? И меня вот так же. Пришел срок, и выпустили из детдома, и направление на работу дали, на местный камвольный комбинат. И жилье мне как детдомовке тоже полагалось, только я тут сглупила, конечно. Надо было на это жилье хотя бы одним глазком посмотреть сначала, а я, как ордер, бумажку эту, увидела, так и схватила ее сразу, и расписалась сдуру везде, и сюда на всех парах поперла… А тут такая дыра оказалась – жуть! Я из постоянных жильцов тут только одна и проживаю на сегодняшний день, остальные все сдают… А вы тут как оказались? Вы уже женатые, да? Тоже жить негде? Приехали откуда-нибудь?

– Нет, Сонь, не женаты мы. И не приезжие никакие, местные. От родителей вот сбежали. Решили, так нам лучше будет.

– Как это? – округлила на нее глаза Соня. – Как это – лучше? С ума, что ли, сошли? А почему?

– Ну, Сонь, это долго объяснять… – замялась отчего-то Маргоша. Она не сразу поняла, почему ей вдруг стало так неловко разъяснять причины их поступка именно этой девушке. И даже не то чтобы неловко, а, скорее, стыдно. Как порой бывает стыдно здоровому человеку находиться в больничной палате среди смертельно больных. Вроде он ничего и не сделал плохого, а все равно – чувство вины и стыда…

– Да ничего, что объяснять долго! У нас же время есть? Есть! Вот я и понять хочу, как это – без родителей лучше? Они били вас, да?

– Нет, не били…

– Алкоголики?

– Нет…

– А кто?

– Ну, обыкновенные люди… Просто мы пришли к выводу, что они нас подавляют, понимаешь?

– Нет, совсем не понимаю… Вот когда бьют – это ясно. Или пьют – это тоже плохо. Это я понимаю. А вот когда подавляют… Это как? Расскажи!

– Да как это тебе рассказать-то… – растерянно пожала плечами Маргоша, ругая себя за глупую откровенность. Надо было подтвердить версию про алкоголиков, и вопросов бы у этой любопытной девчонки больше никаких не возникло! А теперь выкручивайся, как хочешь… Вот же черт побери… А что? С чертом – это мысль, между прочим! Придется теперь этого страшилу хвостатого и использовать для объяснений! На наглядном примере, оно всегда понятнее…

– Понимаешь, Соня, вот парень мой говорит, что почти во всех людях сидит маленький такой чертик, который жаждой обладания называется. У кого-то он крохотулечка совсем малюсенькая, как букашка незаметная, у кого-то средних размеров, а у кого-то огромный такой, здоровенный уже детина вымахал, который и в человеке-то самом уже с трудом помещается – до такой степени в размерах увеличился. А растет черт потому, что витаминов жрет много. А витамины для него – это другие люди, которые каким-то образом под его власть попали. И не хотели вовсе, а угодили. По разным всяким причинам: кто в мужьях числится, кто в женах, кто в подчиненных по службе, кто в друзьях, кто в детях… И если этот черт, попробовав чуть-чуть власти над кем-то, начал вдруг расти, то от него сразу бежать надо, понимаешь? Чтоб витамином этим не стать. Иначе по-человечески, как сам того хочешь, уже и жить не сможешь, а будешь собой чужого черта кормить…

– И что? – перебила ее нетерпеливо Соня. – Что, в ваших родителях эти самые черти выросли, да?

– Ну, выросли не выросли… Нет, не так! Мы потому и убежали, что не захотели, чтоб они в них стали расти…

– Господи, ерунда какая… – разочарованно усмехнувшись, взглянула на Маргошу Соня. И вдруг повторила уже громче, и потом еще громче, а в конце уже и закричала почти: – Ерунда! Ерунда! Ерунда!! Чушь собачья! Вот зажрутся некоторые и начинают себе придумывать всякую хрень! Они же не посторонние люди, они же все-таки родители! Не понимаешь, что ли? Ро-ди-те-ли! И никаких таких чертей у них не водится! Это у посторонних, у чужих, еще может быть… Да и то – кто ж это постороннему человеку вдруг возьмет и позволит просто так собой завладеть? С чего это ради?

– А я и не говорю, что просто так! Черт, он же очень хитрый, Сонь. Он же тебя сначала всяческими благодеяниями завлекает, как Мефистофель какой. Слышала про такого? Ну, вот… А потом за это забирает тебя целиком и жрет…

– Это какими такими благодеяниями? Это что, родительская любовь да забота теперь так называются?!.. Если да, то я бы согласилась за такое благодеяние к любому черту на рога попасть! И витамином этим, как ты говоришь, тоже стала бы с удовольствием!

– Ну, не знаю, Сонь. Вот Пашка, парень мой, даже институт престижный бросил ради того, чтобы не быть кому-то обязанным. За него заплатили много денег, а он все равно оттуда ушел…

– Ну и дурак твой Пашка. Эх, вот мне бы в институт какой поступить! Учителя говорили, я способная. Да только мечта эта моя несбыточная – учили-то нас в детдоме знаешь как? С пятого на десятое… ничему толком. И жизни тоже не учили. Кормили-одевали, спать укладывали вовремя – это конечно. Все по режиму, все правильно… А потом мы выросли – и выкинули нас сюда, в самостоятельную жизнь, и живите дальше, как хотите. Вот тебе работа у ткацкого станка, вот тебе комната в убогой коммуналке. И все. А я, представляешь, ни еду готовить, ни деньги тратить толком не умела. Я ж думала, что макароны на деревьях растут, а чай так вообще готовым продают – уже заваренным и горячим… Помню, как в магазине к продавщице пристала: чая просила, а она сует мне в руки какую-то коробочку… Я отказываюсь, говорю – нет, что вы, мне же чаю надо! А она на меня глаза лупит, потом еще и обругала по-матерному… Это я сейчас картошку жарить умею, а поначалу не знала даже, что надо масла в сковородку налить. Никто не объяснял, знаешь. Ели и ели в детдоме готовую еду на завтрак-обед-ужин… Да и не я одна такая, все наши сразу в этой жизни теряются. Так что мне совсем не помешало бы к такому чертику попасть, который руководить бы мной стал! Я бы с удовольствием…