Книга Боги слепнут - Марианна Алферова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медики подкатили носилки, уложили на них Летицию. Авла оттеснили.
«Интересно, медик может испытывать отвращение к пациенту?» – подумала Летиция.
«Нападение на бывшего секретаря Элия Цезаря кажется фактом не случайным теперь, когда мы знаем о покушении на Августу».
«Никогда ещё за всю историю Рима изображения Юпитера, Юноны и Минервы не обряжались в столь роскошные одежды, как те, что были на них во время ритуального угощения сенаторов и всех магистратов».
«Акта диурна», 18-й день до Календ октября[22]
Макций Проб плохо спал. Просыпался всякий раз раньше пяти. Быстро перекусив и приняв ванну, садился работать. Многие сравнивали его с Плинием Старшим. Кое-кто говорил это в глаза, надеясь польстить. Макций Проб соглашался. Что ж тут особенного, все трудяги похожи друг на друга. Постепенно труд засасывает, как вино или наркотик. Уже ничего не надо – ни женщин, ни развлечений, а только поскорее сесть к столу. Дел много, и это хорошо. Когда дела иссякнут, и жизнь кончится. Не коротать же остаток дней, читая «Акту диурну» и потягивая разбавленное вино. Хорошо, что Постум так мал – значит, у Макция ещё много дел впереди. Молодые не таковы. Даже самые лучшие из них не таковы. Даже его внук Марк совсем другой. Его волнуют мелочи, он слишком много суетится.
В этот раз Макция разбудили ночью.
– На Августу напали ловцы, – доложил Курций.
Через полчаса префект вигилов явился лично. Вслед за ним прибыл Марк Проб.
– Где это случилось?
– В гараже больницы, – кратко отвечал Курций.
– Репортёры оккупировали всю Эсквилинку, их там больше, чем медиков.
Пытаются что-то разнюхать, – сообщил Марк Проб.
– Ну, и разнюхали что-нибудь?
– Ничего.
– Августа вне опасности?
– И да, и нет…
– Что это значит?
– Чёрную ловушку удалось снять с ноги, но голень опухла, медики опасаются сильной интоксикации.
– Что она делала в больнице?
– Навещала секретаря Тиберия. Приказала одному из гвардейцев зачем-то охранять старика.
– И преторианец оставил Августу?! Надеюсь, с этим ослом разберутся, – фыркнул Макций Проб.
– Он вовремя вспомнил о своих обязанностях. А вот второй охранник исчез. И машина тоже. Парень, обслуживающий гараж, не видел, чтобы пурпурное авто выезжало со стоянки.
– "Триера" исчезла?! Улетела? Или уплыла в клоаку Максиму[23]?
– Я говорю, что знаю. Теперь, когда гении нас больше не защищают, когда весь мир мёртв, я поверю во все, что угодно. Потому что теперь возможно все. – И Марк невольно поёжился – ибо почудилось ему в то мгновение, что в спину ему как раз меж лопаток направлен остро отточенный клинок.
И гения больше нет за спиной.
– А что это за чёрная тварь?
– Её отправили в лабораторию. Не могут установить, что это такое. Явно живая субстанция, но…
– Что «но»?
– Медики разводят руками.
– Андабат, – сказал сосед Гимпа. Значит, утро. И неведомый пленник проснулся за стеной. Гимп открыл глаза. И увидел потолок.
Свет! От яркой вспышки Гимп зажмурился. Гимп лежал неподвижно, боясь разлепить веки. Вдруг свет только почудился? Вдруг… И все же Гимп осмелился. Дрогнули ресницы… Да, свет, свет, несомненно! Свет мгновенно переплавился в боль. Боль пронзила мозг и застряла глубоко под черепом. От неё разбежалась по всему телу тонкая зудящая паутина. Гимп вновь распахнул глаза. Но ничего не увидел, кроме слепящей белизны. По щекам потекли слезы. Гимп сел на кровати, по-прежнему ничего не видя. Раньше мешала тьма. Теперь – свет. Его била дрожь. Ему казалось, что он ощущает льющийся свет кожей – он протянул вперёд ладони, будто хотел собрать лучи в ладони…
Вокруг одна белизна… И по ней медленно лишайником расползалась какая-то муть. Зеленое… жёлтое… голубое… Потом Гимп различил очертания комнаты. Стол, два ложа, кресла, стулья… Окно. Зрение быстро возвращалось. Теперь он мог рассмотреть даже роспись на стене – яркая, будто только вчера написанная фреска. Гимп медленно обвёл взглядом комнату. Столик из чёрного дерева, ваза муринского стекла… мраморная статуя… Окно. Он подошёл к окну. Но за окном ничего не было. Чернота. Не может быть! Ведь сейчас утро. Гимп вновь затрясся. Осторожно приоткрыл решётку и просунул руку в щель. Сначала исчезли пальцы, потом вся кисть целиком. Тьма за окном её поглотила. Будто Гимп погрузил руку в чернила. Гимп рванул руку назад, спешно ощупал кисть. Пальцы были на месте. Да и видел он их теперь. В комнате… Но за окном рука почему-то становилась невидимой.
Гений отошёл от окна. Ноги подгибались. Он сел. Что же это такое? Что?
Дверь распахнулась. И за дверью – тьма. Из тьмы шагнул в комнату человек.
Шагнул и остановился, глядя прямо перед собой. Гимп вгляделся. Казалось, он знает гостя. Знает, но не может узнать.
Гимп постарался принять позу как можно более исполненную достоинства.
– Неужели не рад меня видеть? – гость раздвинул губы в улыбке. При этом он смотрел куда-то мимо Гимпа. Неужели тоже слеп? Нет, не тоже. Гимп-то видит.
– Кто ты? – спросил Гимп шёпотом.
– Гюн, бывший гений знаменитого гладиатора и бога по совместительству, – отвечал гость. Сейчас он совершенно не походил на Вера. Разве что ростом и атлетическим сложением. Лицо его сделалось бесформенным – нос, рот, лоб едва угадывались в мясной глыбе, что венчала мощную шею. Надо же, какая перемена…
– А я рад тебя видеть, – продолжал Гюн. – Ты наконец вступишь в наши ряды.
– В чьи ряды? – спросил Гимп. Язык перекатывался по зубам, как кусок недожаренного мяса.
– В ряды исполнителей желаний.
– Вы исполняете желания? Как прежде? – подивился Гимп. И какая-то жалкая надежда, вопреки всякой логике, шевельнулась в его душе. Будто сросшееся в бесформенный ком лицо Гюна не служило красноречивым предостережением само по себе.
– Ну, не совсем как прежде. Несколько иначе. Но мы опять служим людям.
Разве это не призвание гениев – служить людям? Служить Империи? – Гюн лгал, но Гимп пока не мог понять, в чем ложь.
– И ради этой службы надо устраивать ловушки? – Гений Империи позволил себе быть ироничным.
– Мы хотим собраться вместе. Многим плохо, я хочу им помочь. Ты когда-то предал нас, – Гюн сделал значительную паузу. – Но мы тебя прощаем.
