Книга Птицы, звери и родственники - Джеральд Даррелл

– Он тебе нравится, милый? – спросила мама. Нравился ли он мне! Да я просто онемел от восторга. Ослик был густо темно-бурого цвета, почти фиолетовый, с большими, похожими на цветок каллы ушами и в белых чулочках над крохотными полированными копытцами, складными, как башмаки у чечеточника. Вдоль спины у него тянулся широкий черный крест – гордый знак, свидетельствующий, что племя его возило Христа в Иерусалим (и всегда с тех пор продолжало быть самой оклеветанной домашней скотиной), а большие блестящие глаза были обведены белыми кругами, знак того, что родом он из деревни Гастури.

– Помнишь ослицу у Катерины? – спросила Марго. – Она еще тебе так понравилась. Ну вот, это ее дочка.

Такое сообщение, разумеется, сделало ослика еще милей моему сердцу. А он, убранный как в цирке, стоял и сосредоточенно жевал кусочек мишуры. Я быстро оделся и, почти не дыша, спросил у мамы, где я буду держать своего ослика. Конечно, в доме его оставлять нельзя, Ларри и без того уже сказал маме, что при желании она может вырастить в прихожей недурной урожай картофеля.

– Для этого Костас и выстроил домик, – сказала мама. Я был вне себя от радости. Вот какие у меня благородные, добрые, хорошие родные! Как ловко они от меня все скрывали, как много сил потратили, чтобы так разукрасить ослика! Медленно и бережно, словно это был хрупкий фарфор, я провел своего скакуна через садик в оливковую рощу, открыл дверь бамбукового сарайчика и впустил его туда. Мне хотелось прикинуть размеры, ведь Костаса я считал никудышным строителем. Сарайчик был великолепный. Как раз по ослику. Я снова вывел его наружу, привязал длинной веревкой к дереву и с полчаса стоял как зачарованный, разглядывая ослика со всех сторон, пока он мирно пощипывал травку. Наконец я услышал, как мама зовет меня к завтраку, и блаженно вздохнул. Конечно, подумал я, без всякого сомнения и без малейшего преувеличения можно сказать, что этот ослик самый замечательный на всем острове Корфу. И не знаю почему, я решил дать ему имя Салли. Потом быстро поцеловал его в шелковистую мордочку и побежал в дом завтракать.

Часть третья. Контокали

Глава пятая. Карликовые джунгли

Был теплый весенний день, и я с нетерпением дожидался приезда Теодора. Мы собирались совершить с ним прогулку за две или три мили от дома – к маленькому озеру, одному из наших любимых мест. Эти дни, проведенные с Теодором, эти «экскурсии», как он их называл, имели для меня исключительное значение, но Теодора они должны были утомлять, потому что с первой же минуты его появления и до самого момента отбытия я засыпал его бесконечными вопросами.

Наконец экипаж Теодора со стуком и звоном подкатил к дому, и Теодор вышел из него, одетый, по обыкновению, самым не подходящим для нашего похода образом: изящный костюм из твида, дорогая, начищенная до блеска обувь и серая фетровая шляпа, надетая ровно и аккуратно. В этой нарядной городской одежде было только одно несоответствие: переброшенная через плечо коллекционная сумка, набитая пробирками и пузырьками, да маленький сачок с бутылочкой на конце, прикрепленный к его трости.

– Гм, – произнес он с серьезным видом, пожимая мне руку. – Здравствуй, здравствуй. Я вижу, сегодня выдался… гм… прекрасный денек для нашей экскурсии.

В такое время года прекрасные деньки тянулись многие недели кряду и вовсе не были дивом, однако Теодор отмечал это всякий раз, как будто видел в этом особую милость, ниспосланную нам богами.

Мы, не теряя времени, забрали приготовленную мамой сумку с едой и глиняными бутылочками имбирного пива и забросили ее за спину вместе с моим снаряжением, которое было побольше, чем у Теодора, поскольку мне шла впрок всякая добыча и приходилось быть ко всему готовым.

И вот мы вместе с Роджером проходим сквозь полосатые тени залитых солнцем рощ, а впереди у нас весь остров, по-весеннему свежий и сияющий. В такую пору оливковые рощи все в цветах. Бледные анемоны с красноватым отливом по краям, точно их лепестки обмакнули в вино, ятрышник, как бы из розовой сахарной глазури, и желтые крокусы, такие мясистые и глянцевитые и так похожие на воск, что кажется, они будут гореть как свеча, если поднести к их тычинкам спичку. Около мили мы прошли по дороге, обсаженной высокими старыми кипарисами, сильно запорошенными белой пылью – настоящие малярные кисти в известке, потом свернули в сторону и направились к гребню невысокой горы. Тут перед нами открылось озеро размером акра в четыре, заросшее у берегов тростником и зеленое от водных растений.

В тот день на спуске к озеру я шел немного впереди Теодора и вдруг остановился как вкопанный, с изумлением разглядывая тропинку впереди себя. Вдоль края этой тропинки тянулось русло ручья, сбегавшего в озеро. Ручеек был так мал, что даже весеннее солнце успело его высушить почти целиком, на дне у него оставалась лишь тоненькая струйка воды. Поперек ручья, подымаясь затем на тропинку и опять спускаясь в ручей, лежал, как мне показалось, толстый канат, и он был как живой. Приблизившись, я увидел, что канат состоит из множества каких-то маленьких, покрытых пылью змеек. Я сразу крикнул Теодору и, когда он подошел, показал ему на это чудо.

– Ага! – сказал Теодор, и в глазах его загорелось любопытство. – Гм, да. Очень интересно. Elver.

Я спросил, к каким змеям относятся эти elver и почему они передвигаются все вместе.

– Нет, нет, – сказал Теодор. – Это не змеи, это молодые угри, и, кажется, они… гм… понимаешь ли… пробираются к озеру.

Я с восторгом склонился над колонной этих маленьких угрей, решительно пробивающих себе путь по камням и траве, среди колючего чертополоха. Кожа у них была сухая и запыленная. Их было там, наверно, миллионы. Кто бы мог подумать, что в этом пыльном, сухом месте можно встретить живых угрей!

– Вся история… гм… угрей, – сказал Теодор, опустив на землю сумку и устроившись поудобнее на камне, – очень любопытна. Видишь ли, в определенные периоды взрослые угри покидают пруды и реки, где они обитали, и… э… устремляются к морю. Это происходит со всеми европейскими угрями и со всеми североамериканскими. Куда они все уходят, долгое время оставалось загадкой. Ученые только знали, что обратно они никогда не возвращаются и что через какое-то время появляются молодые угри и заселяют те же реки и водоемы. Только гораздо позднее люди узнали, что происходит на самом деле.

Теодор задумчиво провел рукой по бороде и продолжал:

– Все угри направляются в море. Через Средиземное море они попадают в Атлантический океан и плывут к тому месту, которое называется Саргассово море, оно расположено, как ты знаешь, против берегов Южной Америки. Угрям… гм… к Северной Америке, конечно, не приходится столько плыть, но они тоже идут к тому же месту. Там они мечут икру и погибают. Личинка угря, когда она выходит из икры, выглядит совсем необычно… э… знаешь ли… она прозрачная и имеет форму листа. Эти личинки так непохожи на взрослых угрей, что долгое время их выделяли в особый род. Так вот, личинки медленно плывут обратно, направляясь к тем местам, откуда пришли их родители. К тому времени, когда они достигнут Средиземного моря или берегов Северной Америки, они выглядят так, как вот эти.