Книга Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант

экономической выгоды стало сокращение числа независимых земледельцев и рост числа безземельных рабочих. В значительной степени это было необходимым злом, и вреда было бы меньше, если бы возросшие дивиденды сельскохозяйственного мира распределялись справедливо. Но в то время как рента лендлорда, десятина пастора и прибыль [землевладельца] фермера и посредника стремительно росли, полевой рабочий, лишенный своих незначительных прав на [общую] землю и своей семьи, занятой в промышленности, не получал должной компенсации в виде высокой заработной платы, а в южных графствах слишком часто опускался до положения иждивенца и нищего.6

Естественная концентрация богатства в какой-то мере смягчалась налогообложением и организованной благотворительностью. Английские богачи, в отличие от французских дворян, платили большую часть налогов, которые поддерживали правительство. Законы о бедных, принятые в 1536 году, обязывали каждый приход оказывать помощь людям, которым грозила голодная смерть. Трудоспособных безработных отправляли в работные дома, инвалидов — в богадельни; детей отдавали в подмастерья тем, кто готов был приютить и кормить их за услуги. Расходы на эту систему оплачивались за счет налога на домохозяйства прихода. Парламентская комиссия сообщила, что из всех детей, родившихся в работных домах или принятых в младенчестве в 1763–65 годах, в 1766 году в живых осталось только семь процентов.7 Это был тяжелый век.

2. Промышленность

Самодостаточный сельский дом затормозил, хорошо это или плохо, специализацию труда и промышленную революцию. Зачем зарождающемуся капиталисту финансировать фабрику, если он может попросить сотню семей ткать и прясть для него под собственными крышами и в условиях автоматической дисциплины конкуренции? В районе Вест-Райдинг в Йоркшире эта домашняя промышленность произвела 100 000 кусков ткани для рынка в 1740 году и 140 000 кусков в 1750 году; к 1856 году только половина шерстяной продукции Йоркшира поступала с фабрик, половина — из домов.8 Тем не менее, эти занятые домашние хозяйства были зарождающимися фабриками: глава семьи приглашал слуг и посторонних присоединиться к работе; в дополнительных комнатах устанавливались прялки и ткацкие станки. По мере того как эти домашние предприятия увеличивались в размерах, а рынок сбыта расширялся благодаря улучшению дорог и контролю над морями, домашняя промышленность сама по себе создавала потребность в более совершенных инструментах. Первые изобретения были скорее орудиями труда, чем машинами; их можно было устанавливать в домах, как, например, летающий челнок Кея; только когда изобретатели создали машины, требующие механической силы, фабричная система вытеснила домашнюю промышленность.

Переход был постепенным, он занял почти столетие (1730–1830), и, возможно, «революция» — слишком драматичный термин для столь неспешных перемен. Разрыв с прошлым был не таким резким, как это представлялось в романтизированной истории. Промышленность была столь же древней, как и цивилизация; изобретения развивались все быстрее с XIII века; во Флоренции Данте фабриканты были столь же многочисленны, как и поэты; в Голландии Рембрандта капиталисты были столь же многочисленны, как и художники. Но промышленные преобразования последних двух столетий (1760–1960 гг.), по сравнению с темпами экономических изменений в Европе до Колумба, представляют собой настоящую революцию, которая в корне изменила не только сельское хозяйство, транспорт, связь и промышленность, но и политику, нравы, мораль, религию, философию и искусство.

Множество факторов вместе побуждали к развитию промышленности. Войны, последовавшие за падением министерства Уолпола (1742), усилили стремление к ускорению производства и распределения. Рост населения, вызванный увеличением предложения продовольствия, привел к увеличению внутреннего рынка как для сельского хозяйства, так и для промышленности, и стимулировал создание более совершенных машин и дорог. Машины требовали навыков, что привело к специализации и разделению труда, способствующему повышению производительности. Гугеноты и другие иммигранты привезли в Англию свои сбережения и ремесла; именно потомок гугенотов изобрел первую прядильную машину (1738). Принятие парламентом защитных тарифов (например, «Акт о бязи» 1721 года, запрещавший использование импортной печатной бязи) сузило иностранную конкуренцию и обеспечило английской текстильной промышленности полный контроль над внутренним рынком; растущее влияние купечества на законодательство способствовало расширению британской экономики. В средних и низших классах пуританская традиция — вскоре усиленная методистским движением — поощряла такие добродетели, как трудолюбие, предприимчивость и бережливость; капитал накапливался, богатство санкционировалось, и буржуазия, казалось, пользовалась особой милостью Бога.

Тем временем развитие горнодобывающей промышленности позволило увеличить запасы угля в качестве топлива для промышленности. До сих пор основным топливом для домов и магазинов была древесина, но леса истончались до полного исчезновения; из шестидесяти девяти великих лесов, известных в средневековой Англии, шестьдесят пять исчезли к концу восемнадцатого века.9 Древесину приходилось импортировать из Скандинавии или Америки; она стоила все дороже и дороже, и возник спрос на более дешевое топливо. Но добыча угля все еще оставалась примитивным процессом; шахты были неглубокими, вентиляция — грубой, метан и углекислый газ душили шахтеров, а проблема откачки воды из шахт оставалась нерешенной до появления паровых машин Сэвери и Ньюкомена; собственно, эта проблема и послужила главным стимулом для разработки таких машин. Несмотря на эти трудности, добыча угля росла и ширилась, так что к 1750 году уголь, сжигаемый в домах и на фабриках, уже затмевал лондонское небо.10

Важность угля для промышленной революции заключалась, прежде всего, в его использовании для переплавки железной руды в более чистое, прочное и ковкое железо путем отделения металла от минералов, входящих в его состав. Для выплавки требовалось плавление, для которого необходима высокая степень тепла; с XIV века оно производилось путем сжигания древесного угля (т. е. обугленной древесины) в доменных печах, снабженных сильной тягой воздуха; но теперь уголь становился все дороже из-за сокращения поставок древесины. В 1612 году Симон Стертевант рекомендовал использовать уголь в качестве топлива для плавильных печей; в 1619 году «Дад» Дадли заявил, что с помощью этих средств он снизил стоимость выплавки железа в два раза; но его конкуренты, использующие уголь, объединились, чтобы вытеснить его из бизнеса. Наконец (ок. 1709 г.) Абрахам Дарби I, поселившись в Коулбрукдейле, где было много угля, успешно и экономично выплавлял железную руду, нагревая ее с помощью кокса — то есть угля, «приготовленного» или сожженного в достаточной степени, чтобы освободить его от летучих элементов. Сам кокс был известен еще в 1590 году. Абрахам Дарби II разработал технологию использования угля или кокса в плавке и усовершенствовал доменную печь, оснастив ее сильфоном, работающим от водяного колеса; вскоре он смог превзойти всех других мастеров по производству железа в Англии. В 1728 году был создан первый английский прокатный стан, пропускающий железо между последовательностью цилиндров для сжатия его