Книга Мертва для тебя - Микаэла Блэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сынок, я с самого начала говорила тебе, что она не пара тебе. Разве ради этого мы с папой трудились день и ночь? Если бы отец был жив… Где мои девочки? Она забрала их, Густав? Она ушла от тебя?
– Нет, мама.
– Она должна вернуться. Что она будет делать без тебя?
Микроволновка пищит, и по комнате распространяется сладкий аромат ванили.
Густав за весь день так ничего и не поел, и у него сосет под ложечкой, когда мама ставит перед ним тарелку. Каролина несколько раз пыталась печь локуми, но они никогда не получались у нее такими вкусными. Мама говорит, что нет никакого рецепта, она все делает «на глазок», а это, видимо, не всем дано.
– Как дела у Раффи?
– Хорошо. Она передавала привет, – морща лоб, отвечает Хасиба.
Она что-то скрывает. Густав уже никому не верит.
Пытаясь проглотить кусок, он ощущает резь в пересохшем горле. Смотрит в окно на кровавокрасное небо. Время уходит. Густав отодвигает тарелку.
В их старом доме лучи солнца никогда не добирались до первого этажа. Каждый день мама говорила, что скучает по солнцу и мечтает оказаться так же близко к морю и небу, как дома на Балканах. Теперь она живет на верхнем этаже с большой террасой, откуда в ясную погоду виден даже Копенгаген. Она прожила здесь десять лет, но, насколько известно Густаву, так ни разу и не открыла ведущие на террасу стеклянные двери.
Когда Густав учился в школе, мама заявила, что их район недостаточно хорош для него. А ему хотелось только одного: продолжать ходить с друзьями в тот же класс. Он привык к проблемам, ссорам, к тому, что народ почти не говорит на шведском. Для него это и была его жизнь.
Громкое дребезжание телефона возвращает Густава из задумчивости. Он вытаскивает мобильный из кармана и отвечает на звонок.
– Это из полиции, – сообщает он Хасибе, напрягаясь всем телом.
Мать обеспокоенно смотрит на него широко распахнутыми глазами и жестами показывает, что хочет знать, о чем они говорят. Густав качает головой.
– Прямо сейчас? А что случилось? Хорошо, сейчас приеду, – говорит он в телефон и кладет трубку. – Они хотят, чтобы я приехал в управление, но отказались сказать зачем.
Густав встает и быстро обнимает мать. Ему не выдержать очередных сюрпризов.
– Увидимся, – говорит он по-боснийски, хотя знает, что мама этого не любит.
У них дома все говорили по-шведски, а родной язык был не в чести. Его родители очень старались сделать из него «шведа», что бы это ни значило.
– Я люблю тебя, сынок.
Каролина
Пол, на котором она лежит совершенно неподвижно, холодный и шершавый. Каролина смертельно боится пошевелиться. Она не имеет ни малейшего понятия о том, где она и что вокруг. За ней наблюдают или она здесь одна?
Тело болит. Каролина осторожно поворачивается и стонет от боли, пронзающей спину до самого копчика.
Повязка, закрывающая глаза, цепляется за какую-то неровность на полу и немного сползает вниз. Каролина видит полоску слабого света над краем ткани и трется щекой о шероховатую поверхность, чтобы сдвинуть повязку. Получилось! Свет кажется настолько ярким, что Каролина от неожиданности жмурится. Осторожно приоткрыв глаза, она видит свисающую с потолка лампочку.
Осмотревшись, она понимает, что находится одна в обшарпанной комнате размером с их спальню в доме на Густавсгатан, и на стене, кажется, что-то нарисовано. Какой-то логотип. У желтой кирпичной стены стоит алюминиевая стремянка, по углам рассыпаны зерна. Возможно, это старый зерновой склад на заброшенной ферме, думает Каролина. Зачем ее сюда привезли? В одном углу лежит старый спальный мешок серебристо-голубого цвета. Окон нет. Только деревянная дверь с небольшим отверстием в центре.
Окошко для еды? Как в тюремной камере.
Не так давно полиция обнаружила подвал в одном из промышленных районов Мальмё, где торговцы людьми удерживали с десяток девушек из Румынии. Еду им давали через окошко в двери.
Глядя на спальный мешок, Каролина понимает, что она не первая, кто оказался здесь заперт. И лучше не думать, какие у похитителей планы. Надо выбраться отсюда раньше, чем ей придется об этом узнать.
Ее красное неглиже насквозь промокло от пота. Каролина противна самой себе.
Видимо, кто-то пришел к ним в дом после того, как она легла спать. Забрали ли похитители и ее спящих малышек?
Она слышит шорох и напрягается. Что это было? Снова раздается шорох, и Каролина съеживается.
Густав
В комнате для допросов душно.
– Садитесь, – говорит Хенке.
– Что случилось?
Густав со стуком выдвигает себе стул из-под стола. Видеокамера опять направлена на него, хотя должна была бы смотреть куда угодно, но уж никак не на Густава Йовановича.
Пока Лея включает диктофон и называет номер дела и идентификационный номер Густава, он закатывает рукава рубашки.
– Вы недавно общались со своим двоюродным братом? – спрашивает Хенрик.
Судя по напряженному лицу, он готов к серьезному бою.
– Нет, мы же уже это обсуждали. Вы что, господи, забыли?
– Зачем вы ездили вчера в Росенгорд?
«Какого дьявола? – думает Густав. – Они за мной следят».
– Искал свою семью, – вздыхает Густав, глядя в ледяные голубые глаза Хенке. – Ездил повсюду и искал их по всему городу. Может, вашим сотрудникам стоит заниматься поисками моей семьи, а не слежкой за мной?
– Ваш брат Асиф смог вам помочь?
– К сожалению, нет, – опустив взгляд в пол, признает Густав.
И тут Хенке со страшным грохотом бьет кулаком по столу.
– Хватит юлить. Если солжете нам еще раз, мы поместим вас под арест. Это понятно? Скрывая от нас факты, вы подвергаете свою семью еще большей опасности – вы этого хотите?
Густав вздрагивает и мотает головой, подняв руки, словно пытаясь защититься от чего-то.
– Асиф вымогает у вас деньги? – вступает Лея, наклонив голову набок и глядя на него широко распахнутыми глазами, как будто выказывая сочувствие.
– Нет.
Хенке склоняется к Густаву.
– О чем тогда вы говорили?
– Я попросил помочь найти мою семью. Я в отчаянии. Неужели непонятно?
– В таком случае почему вы не сказали об этом сразу? – спрашивает Хенке и сжимает челюсти, совершенно как он делал это на футбольном поле.
– Потому что я знал, что вы это неправильно истолкуете, так как мой брат – преступник.
В Густаве закипает злоба, он встает. Сколько ему еще придется отвечать за все, что совершают его родственники?
– Я не имею никакого отношения к тому, чем занимается мой брат. С тем же успехом я мог бы осуждать вас, Хенрик, за ваши драки. Может, поговорим о том, почему вы на самом