Книга (Не) выдаваемая замуж - Дарья Волкова

София Ильинична точно ей скажет — да или нет!

— Ну, кроме того, что шейка хорошая, розовая, а места разрыва девственной плевы уже зарубцевались.

И на том, как говорится, спасибо.

* * *

— Я бы хотел видеть Ватаева Марата Хасановича.

В «Балашовском» все по высшему разряду. Включая охрану и девушку на общем ресепшене. Охрана бдительна, но корректна, сотрудница ресепшена миловидна и улыбчива.

— Вы договаривалась о встрече?

— Нет. Но мне необходимо его видеть. Это важно.

Девушка с сомнением смотрела на него. У Булата такие же дрессированные девушки на ресепшене. И через них не прорваться.

Булат почему-то решил, что лучше приехать без звонка. Не мог себе объяснить, почему. Может, рассчитывал на фактор внезапности. Булат вообще не знал, на что он рассчитывал.

Не рассчитывал. Прошло уже больше недели с того дня, как Гульнара побывала у него дома. Больше недели он каждый день думал. О том, что произошло. Что делать. Как поступить правильно. Булат вообще очень любил, когда все правильно. Возможно, это профессиональная деформация. В медицине все должно быть правильно. Ты всегда знаешь, как сделать правильно. Если есть сомнения — советуешься с более опытными коллегами, читаешь книги, справочники, монографии.

По ситуации, в которую попал Булат, не было справочников и монографий. И посоветоваться не с кем. Решать надо самому.

Ты лишил невинности девушку, воспитанную в очень строгих моральных традициях. Да, Гульнара, судя по всему, пытается против этих традиций протестовать, но семья есть семья. Это так просто из человека не уберешь. Да и не надо. Мало что так же важно для человека, как семья.

Булат осиротел рано и не любил вспоминать об этом. Его отец, человек с именем звезды, уважаемый человек — про него много можно было сказать хороших слов — погиб нелепо. Если так можно сказать о смерти. Полез разнимать пьяную драку молодежи и получил ножевое в живот. Не довезли, не спасли. Мать пережила его на два года. Как говорили немногочисленные родственники — угасла от горя. Может, и так.

Но к началу профессиональной карьеры у Булата уже не было ни отца, ни матери. И желания заводить собственную семью тоже не было. Слишком больно оказалось терять самых близких.

И вот теперь…

А если из-за произошедшего от Гульнары отвернется ее семья? Нет, такого в наше время быть не должно, но он совсем не знает этих людей.

Как ни крутил ситуацию Булат, выход вырисовывался только один. Мало ли что эта смелая девочка с дерзким взглядом из-под длинных ресниц гордо задрала свой хорошенький носик и сказала: «Ничего делать не надо». Ты еще слишком мало знаешь о жизни, Гуля.

Есть события… есть поступки… про которые невозможно сделать вид, что их не было. Мы с тобой уже ступили в эту петлю. И выход из нее только один.

Вчера он сидел и пил чай, уткнувшись в телефон. В какой-то момент поднял голову. И вспомнил, как Гуля сидела вот на этом самом месте, напротив него. Слегка растрепанная черная коса, тонкие пальцы обнимают кружку, платье чуть сползло с плеча. Она сидела тут неделю назад.

Ты хочешь, чтобы она сидела тут снова? Тогда делай что-нибудь.

— Простите?..

Булат осознал, что выпал из диалога.

— Да-да, сейчас.

Под любопытным взглядом девушки Булат вытащил из кармана смартфон и набрал номер Ватаева. Уважаемый начбез ответил сразу.

— Слушаю, Булат Альтаирович.

Однако. Надо же. Записал все, включая отчество. Впрочем, это же начбез. Для таких людей в важных вопросах мелочей нет.

— Марат Хасанович, я тут внизу, на ресепшене. Хотелось бы встретиться. Есть разговор.

— Понял. Сейчас решу.

В трубке застучали короткие гудки. И тут же зазвонил телефон рядом с улыбчивой девушкой.

Спустя несколько секунд Булата уже торжественно препровождали к лифту. А потом так же торжественно, только красной дорожки, фанфар и почетного караула не хватало, препроводили к кабинету начальника службы безопасности «Балашовского». А там уже дверь открыта, и сам начбез на пороге.

Ватаев кивнул сотруднице ресепшена, отпуская, потом протянул руку для рукопожатия. Оно оказалось у начбеза предсказуемо крепким. А затем Марат Хасанович шире распахнул дверь.

— Прошу.

Непонятно зачем и почему, но в голове мелькнула картинка разверстой крокодильей пасти. Чушь какая! И Булат шагнул через порог.

Практически тут же, вслед за Булатом, в кабинет вошла еще одна улыбчивая девушка с подносом, на котором были две чашки кофе.

Однако. Снова однако.

Булат устроился в кресле и коротко огляделся, оценивая обстановку. Кабинет статусный, но строгий. Рабочий. И практически ничего не может сказать о своем хозяине.

Ватаев протянул руку к чашкам с кофе и повторил:

— Прошу.

И кофе приличный. Да что же Булат все оценивает, как будто с инспекцией пришел!

Он вернул чашку на поднос.

— Марат Хасанович, я прошу руки вашей дочери.

Ничего не изменилось в лице Ватаева, не дрогнул ни один мускул. Булат сейчас наблюдал перед собой высокопрофессиональный покер-фейс. А ведь Булат видел этого человека совсем в другом состоянии, с багровыми лицом и шеей, с бьющейся на виске жилкой и дурными глазами.

И тогда, и сейчас речь шла о Гульнаре. Но ощутите, что называется, разницу.

Ватаев сделал несколько аккуратных глотков и тоже вернул чашку на поднос, кивнул на чашку Булата.

— Невкусный кофе?

— Вкусный.

Ватаев снова кивнул и замолчал. Словно именно за этим Булат и пришел — оценить качество кофе в головном офисе агрохолдинга «Балашовский». Конкретно — в кабинете начальника службы безопасности этого агрохолдинга.

— Что изменилось с момента нашей последней встречи? — все-таки перешел к сути Ватаев. Именно и сразу к сути.

Потому что Булату предлагали эту девушку. Или, если сформулировать точнее, настойчиво рекомендовали жениться. А потом пришла Гульнара и поставила на планах отца крест. Булат пытался вспомнить, что он тогда говорил или делал. И получалось, что категорического «нет» не произносил. Ему просто не дали такой возможности. Торг о предполагаемой женитьбе только начал разогреваться, и тут пришла Гуля и вырвала все ростки торга с корнем.

Что ж. Из этого и будем исходить. С этой позиции и начнем разговор — очень непростой, Булат это понимал. Разговор с начбезом не может быть простым в принципе. Но Булат совершенно точно знал, что он не скажет того, что могло бы существенно облегчить этот разговор — что он, в формулировках Марата Хасановича, обесчестил Гульнару. Не скажет не потому, что боится гнева Ватаева. А потому, что произошедшее чуть больше недели назад у него дома касалось только Булата и Гульнары. И больше никого.

— Принципиально — ничего. Я хочу