Книга Пляска на помойке - Олег Николаевич Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне мешаешь! Пошла вон!..
И старуха с кротким ворчанием напялила на себя какую-то рвань и, стуча костылями, выползла из квартиры.
— Кто это? — в ужасе спросила Таша.
— Моя мать, — небрежно ответил Чудаков и тут же перешел к делу: — Тебе нужно познать сексуальную школу. Школу сексуального воспитания. Пройдешь ее — завоюешь Москву. Будешь получать шикарные деньги…
Он долго шаманствовал, усаживая ее рядом с собой на продавленную кровать, застеленную, несмотря на лето, засаленным ватным одеялом, а затем быстро расстегнул штаны и приказал:
— Возьми его!
И она, чуть наклонившись, увидела — впервые в жизни — толстый, в складках живот неопрятного, опустившегося мужика в летах, с паучком волос вокруг пупка. Чудаков все нагибал и нагибал ее голову, пока ее не стошнило. И вскочив, тряся мокрыми штанами, он кричал на нее:
— Сумасшедшая!
… Заключим с тобой позорный мир,
я продал тебя почти что даром,
и за мной приедет конвоир
пополам с безумным санитаром.
Таша выборматывала все это, полупьяная, через двенадцать лет их семейной жизни с Алексеем Николаевичем, заставкой к которой стала первая странная ночь.
Тогда, недели через две после их совместных странствий по Москве, Чудаков и привез Ташу к Алексею Николаевичу. Поэт улегся в гостиной, а они провалялись на тахте, почти без сна, до утра. Когда Таша осталась в одних трусиках, Алексей попытался освободить ее от них. Но она строго сказала.
— Сегодня мне нельзя!
«Да, да! Как же я не понял! Чудаков орал правду каким-то господам, ждущим ее!» — думал он, тесно прижимаясь к ней, к ее пахнущему землей и травой крепкому крестьянскому телу, и бормотал:
— Только не бросай меня! Не бросай!..
3
— Старичок! А ведь он тебя шантажирует этой Ташей. Небось, хочет сорвать побольше, — говорил ему за утренним кофе Георгий.
Да, Хауз-майор был прав: Чудаков дразнил его, привозя Ташу на два-три часа, а затем объяснял, что у них неотложные дела.
— Посмотрим, что будет сегодня, — сказал Алексей. — Мне эта волынка начала надоедать…
Как и было обещано, Чудаков с Ташей появились в середине дня. Алексей в то лето снимал дачу в Семхозе под Загорском и предложил:
— Таша! Скатаем за город! Семьдесят километров с ветерком! Бензином я запасся…
— Мне надо кое-куда позвонить…— уклонилась она от ответа. — Только не от тебя. Из автомата.
Вся компания, вместе с Георгием, выклубилась из квартирки. Алексей сел в свои скромные «Жигули» — прогреть мотор. Таша скрыласть в телефонной будке. Чудаков подавал ей какие-то знаки, играя задней дверцей машины. Внезапно Хауз профессиональным движением зажал, сплющил его между дверцей и корпусом автомобиля, резко выкрикнув:
— Слышишь! Козел! Прекрати издеваться над Алешей! Иначе я тебя раздавлю!
Чудаков быстро оценил положение:
— Сдаюсь! Сдаюсь!..
Появилась Таша.
— Мне нужно заехать в одно место… Это срочно,— объявила она, не сводя с Чудакова глаз.
— Хорошо, — сказал Алексей. — Поезжай, куда хочешь. Только… — он стянул с себя очередной свитер, купленный у Хауза.— Только как ты бегаешь по Москве в одной кофточке. На дворе сентябрь. Вон, у тебя гусиная кожа высыпала. Возьми на память. — И кивнул Георгию: — Пойдем…
— Прекрасная парочка! — бросил ему Хауз в лифте, радуясь, что Таша больше не появится.
— Проклятый сводник! — бормотом ответил Алексей, проворачивая в памяти окаянные чудаковские строчки:
Заманят, заплатят, поставят к стене,
мочитесь и жалуйтесь Богу.
О, брат мой! Попробуй увидеть во мне
убийцу и труп понемногу…
4
Любил ли он ее. Конечно нет. Но он ее желал. И еще — жалел. Почти ничего не зная о ней, чувствовал, что она погибает, мечется, не находит выхода из крысоловки. Он еще не знал, что по восточному гороскопу она и была Крыса, а по европейскому оба они Близнецы.
Но надо ли ему поэтому тонуть вместе с ней?..
Алексей рассеянно поглядел в окно — на грязно-замшевую зелень городской сентябрьской листвы, на коррозийный переплет гаражной крыши и на пустынную, в блестящей от осенней слизи асфальтовую дорожку. И вдруг, увидел ее, в нелепо обвисшем, подаренном им свитере.
Она бежала легкой тревожной трусцой; так, верно, передвигались наши волосатые предки, чтобы предупредить неведомую, но близкую опасность. Она бежала по джунглям огромного города к возможному прибежищу, пусть и не столь желанному, но обещающему, что хоть временно, там не будет грозить беда.
— Нет, баста! — сказал он себе.— Все, что исходит от Чудакова, может обернуться только очередным несчастьем. Хватит, хватит мне свиданий с мадам Седуксен и прогулок с доктором Люэсом…
Он набрал номер соседки, и в трубке тотчас шмелино загудела Ольга Константиновна:
— Хорошо-хорошо… Я вас прекрасно понимаю… Не хотелось огорчать… Но мне самой она нравится еще меньше, чем ваша Зойка… Хотя, извините, та тоже была фрукт…
И когда после двух продолжительных звонков в дверь на лестнице замодулировал густой шмелиный голос, он спокойно вздохнул:
— Ну и ладно. Значит, все кончено, даже не начавшись. Я свободен…
Как это часто бывает в Москве, где смрадное дыхание мегаполиса вызывает у природы внезапные ответные гримасы гнева, перемену настроения и даже тошноту, из небесной синевы, из ничего потек гнилой дождь.
Он снова подошел к окну. Она бежала теперь прочь от дома, еще более беспомощная и несчастная. Она бежала к остановке метро, вытянув, по обыкновению, вперед голову; длинные рукава его свитера, болтаясь ниже колен, делали ее еще более похожей на пещерного пращура или даже на малых бесхвостых собратьев наших.
— Да что же я мог в ней найти? — морщась, говорил он себе. — Ну, молода, свежа, но и только. Право же, в ней нет ничего привлекательного. Тело без талии, плоскогруда, ступни непропорционально велики, руки волосаты, кисти широки, нос неправилен, очень сутула, при улыбке лицо вдруг трескается от продольных морщин, острый крестьянский пот… Что же я мог в ней найти?
В работе Алексей не мог отдаться привычному гипнозу, натыкался на невидимый гвоздь, повторял:
— Да вот и расстались, слава Богу… да и разница в возрасте аховая…
В таком настроении выкатился он из дома в Клуб, поболтался с приятелями, подземным переходом, именуемым «тропой Фадеева» (знаменитый писатель-алкоголик
