Книга Тур поехавшей крыши - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, когда Ленин знакомый, показав им жилье, удалился, она не выдержала и спросила своего компаньона:
— Неужели нельзя было найти нормальное жилье? Хотя бы снять номер в приличной гостинице?
— Лолка, ну сама подумай — в гостинице нас в два счета найдут, кроме того, не всякая гостиница примет постояльцев с собственным передвижным зоопарком… а здесь нас никто не найдет, и своих зверей здесь столько, что наши никому не помешают…
— Ну, если не в гостинице, так можно было арендовать квартиру?
— Посреди ночи? — фыркнул Маркиз. — И опять же, не всякий хозяин сдаст жилье владельцам собаки, кота и попугая…
— Пу И — не собака! — привычно возразила Лола. — Пу И — это ангел, случайно оказавшийся на нашей грешной земле!
Как раз в этот момент Пу И зевнул и покачнулся от усталости.
Этим все было решено: Лола уложила его на коврике, и сама со вздохом легла на одну из узких кроватей.
Через полчаса вся команда спала. Только глаза Аскольда светились в темноте двумя зелеными огнями — кот и вообще-то ночное животное, а сейчас он прислушивался к доносящимся из соседних вагончиков звукам: лаю, мяуканью и рычанию, издаваемому четвероногими артистами цирка-шапито.
На следующее утро Леня поднялся довольно рано. Он встал, умылся и сварил себе кофе.
Лола еще спала, Пу И под утро перебрался в кровать к хозяйке и теперь сладко посапывал у нее на подушке. Перришон тоже спал, спрятав голову под крыло. Только верный Аскольд присоединился к хозяину — возможно, не столько из дружеских чувств, сколько в надежде перехватить у него что-нибудь вкусное. Леня подумал, что такую преданность нужно поощрять, и выдал коту приличный кусок ветчины.
Когда в вагончике запахло свежим кофе, Лола выглянула из-за перегородки и проговорила сонным голосом:
— Куда это ты собрался ни свет ни заря?
— Сейчас вовсе не так уж рано, — ответил Маркиз. — Кофе хочешь? Правда, круассанов нету…
Лола задумалась, но в это время у нее за спиной тоненько тявкнул Пу И. Ему стало одиноко без хозяйки.
— Нет, я еще посплю… — пробормотала Лола, потягиваясь. — Тем более, что у тебя нет круассанов. А все же, куда ты собрался?
— Хочу наведаться к Ивану Францевичу, показать ему эти злополучные часы.
— А… тогда ладно… — сонным уютным голосом ответила Лола и добавила: — Только возвращайся скорее, а то нас здесь съедят львы…
— И тигр-ры! — подал голос проснувшийся Перришон.
Иван Францевич Миллер, к которому в это утро отправился Маркиз, был ювелир. То есть не просто ювелир, а ювелир по призванию, ювелир от бога, один из лучших ювелиров города, а возможно, и всей страны. Он занимался драгоценными камнями и изделиями из них, по меньшей мере, лет семьдесят — еще с довоенных лет.
Это кажется невероятным, ведь в те далекие годы он был еще совсем ребенком.
Но именно тогда маленький Ваня Миллер вместе со своей матерью оказался в далекой Каракалпакии. Его мать Эльзу Генриховну, как и большинство немцев тогдашнего Ленинграда, перед войной отправили в ссылку.
Эльза Миллер умерла в соленых степях Каракалпакии, не выдержав ее тяжелого климата, суровых зим и удушливой, влажной летней жары, а смышленого послушного мальчика приютил ссыльный старик, некогда знаменитый петербургский ювелир и поставщик двора Его Императорского Величества.
Старый ювелир воспитал Ваню Миллера и обучил его всем секретам и тонкостям своего мастерства. Вскоре Иван Францевич стал первоклассным специалистом ювелирного дела.
Как многие пожилые люди, Миллер рано ложился и рано вставал, так что когда Маркиз позвонил ему в половине десятого утра и попросил о встрече, тот сразу же согласился.
Леню познакомил с Иваном Францевичем его покойный друг и учитель Аскольд — тот самый, в чью честь Леня назвал своего кота. Аскольд (человек, а не кот) уже несколько лет как умер, но Леня время от времени обращался к старому ювелиру за консультацией, и тот, в память об общем друге, никогда ему не отказывал.
Великий режиссер Станиславский говорил, что театр начинается с вешалки. Квартира Ивана Францевича Миллера начиналась с двери. Эта дверь была изготовлена из специального сверхпрочного сплава, обычно используемого для танковой брони, и она, несомненно, могла выдержать прямое попадание артиллерийского снаряда. Замок на ней был установлен тоже особенный, изготовленный по спецзаказу в известной швейцарской фирме. Обычно такие замки устанавливаются не на квартирные двери, а на банковские сейфы. Только звонок на этой удивительной двери был самый обыкновенный.
Леня надавил на кнопку этого звонка и прислушался.
За дверью несколько раз хрипло гавкнули, и затем раздался низкий внушительный голос:
— Кто это пожаловал с утра пораньше?
— Это я, Леонид! — проговорил Маркиз почтительно. — Я звонил Ивану Францевичу, он меня ждет!
Дверь открылась с гудением и лязгом, как люк подводной лодки.
Перед Леней предстал мощный старик с густыми сросшимися бровями, мощными покатыми плечами и длинными волосатыми руками — телохранитель и личный камердинер Миллера, известный всем как Парфеныч. Рядом с ним стояла, негромко рыча, огромная кавказская овчарка по имени Шторм.
Парфеныч видел Маркиза далеко не первый раз, тем не менее, он внимательно оглядел его и даже провел руками по Лениной одежде, проверяя, нет ли у него оружия. Ведь он (вместе со Штормом) отвечал за безопасность хозяина, и Миллер чувствовал себя за ним, как за каменной стеной.
Надежность Парфеныча Миллеру довелось проверить в «лихие девяностые», когда старого уже тогда ювелира попыталась подмять под себя знаменитая тамбовская группировка. Несколько здоровенных качков заявились к Ивану Францевичу, чтобы сделать ему предложение, от которого он не смог бы отказаться. Остановились перед дверью, совещаются, как им ловчее внутрь попасть. А тут по лестнице поднимается Парфеныч. В магазин он выходил, за капустой и другими овощами.
Остановился, спрашивает:
— Ребятки, а вам чего здесь надо?
Он, конечно, мужик крупный, но уже тогда был сильно немолодой, поэтому тамбовские его всерьез не приняли. Ну, поднимается по лестнице какой-то старый хрыч с авоськой.
Говорят ему:
— Проходи, дед, не ищи неприятностей на свою лысую башку.
Парфеныч нахмурился, взял двоих братков за шкирки и друг об друга стукнул, как котят. Они сомлели, а другие потянулись за стволами. Только пока они разворачивались, Парфеныч авоськой с капустными кочнами размахнулся, и еще двоих тамбовских вывел за скобки. Четверо братков лежат на площадке, думают о вечности. Еще один, правда, оставался, так Парфеныч его за ногу схватил, в воздух поднял и вниз по лестнице запустил, ступеньки считать. Тот браток по ступенькам прокатился, сознания, правда, не потерял, но