Книга Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

слегка выгнулись; это, очевидно, должно было изображать крайнее удивление. – Йен, конечно, был проблемным ребёнком, однако же предусмотрительным: проблемы он доставлял всем, кроме меня.

Мы свернули за угол, потом ещё и ещё; под ногами появились ступеньки, путь пошёл под уклон. Шкафы с книгами, плющ и совы при этом никуда не делись, и выглядело всё как библиотека под открытым небом, да ещё и на винтовой лестнице.

В ушах загудело, как от резких перепадов высоты, и я сглотнула, перебарывая лёгкую дурноту.

– Звучит так, словно вы намного старше его.

– О, действительно, несколько старше.

Хорхе рассмеялся – будто бархатом по щеке провёл. Мне захотелось сделать что-нибудь жутко глупое, ну, не знаю, коробку на голову надеть или в шкафу спрятаться, потому что мягкое, обволакивающе обаяние, поначалу неощутимое, стало подавляющим. Йен тоже производил головокружительное впечатление, но более земное, страстное; он был парадоксальным образом преисполнен жизни, несмотря на своё нынешнее состояние, и это завораживало. Много порывов, желаний… Он ведь не из-за роста и яркой одежды словно занимал сразу всё доступное пространство, а из-за вот этого жадного «моё, хочу, дай», которое разве что не на лбу у него написано было.

А его приятель оказался насквозь потусторонним существом. Настолько не от мира сего, что даже меня пробрало, даже Салли.

«Открылся, – встрепенулась она. И деловито добавила: – Шея. Сейчас».

Я скосила глаза на Хорхе. Он всё так же спокойно шёл на полшага впереди, умудряясь одновременно и вести меня, и поддерживать; голова у него была слегка наклонена, так что поза действительно выглядела уязвимой.

Нет, дорогая сестрёнка-маньячка, обойдёмся пока без кровавых попыток самоубиться о загадочного незнакомца. Есть более насущные проблемы, знаешь ли.

– Сколько вам лет? – спросила я прямо.

То, что он мастер напускать туман, уже ясно. Значит, в задницу осторожные кружения вокруг и около, буду прямолинейной до потери совести.

– Зависит от того, какой сейчас год, – безмятежно ответил Хорхе. Честно, на какую-то секунду предложение Салли показалось мне заманчивым. – Не сердитесь, Урсула, мне действительно сложно сориентироваться. Я родился в семьсот семьдесят первом году, в Лос Кампос. Мой отец был алхимиком, не слишком распространённое в те годы занятие, а потому не особенно почётное, однако оно предопределило мою судьбу.

Ступенька вывернулась из-под ноги, и пришлось опереться на руку Хорхе сильнее, чем я рассчитывала. Глаза у меня, полагаю, были сейчас как у той пёстрой совы, которая пялилась на нас с верхней полки.

Семьсот семьдесят первый год! С ума сойти. Получается, ему тринадцать веков?

– Все чародеи такие долгожители?

Логичный вопрос, в общем-то. И – опа! – я наступила на мину: Йен вдруг напрягся так, что дыхание перехватило.

– Я, скорее, исключение, – ответил Хорхе, словно не замечая, как у меня лицо перекосилось. Воистину джентльмен, да. – Не так уж сложно продлить сохранять юность около века, но, как правило, это предел для человека. Дальше даже чародеи начинают стареть.

Сов и зелени вокруг стало больше; книги, сплошь в мрачных кожаных переплётах, отдалились, почти скрытые за плющом. Где-то вдали горели свечи, напоминая лживые болотные огни.

– А вы?

– А я не человек, – улыбнулся он.

Мы остановились перед густым занавесом из плюща; Хорхе бережно отвёл рукой часть плетей в сторону – резко запахло лиственным соком и холодным лесом – и открыл проход в сумрачную палату, отделанную деревом и камнем. В глубине виднелось нечто похожее на гроб… нет, разумеется, нет, просто большая гранитная скамья, укрытая циновкой.

– Кто тогда?

Порог был невысоким, но переступить его никак не получалось: ноги буквально отнимались. Хорхе, впрочем, не торопил меня, даже смотрел с некоторым сочувствием, словно понимал.

– Дитя ночи. Мне нравится это название; наверное, потому что я не чужд романтики. Есть и другие варианты, впрочем: бледные выродки, мерзость полуночи, беспокойные бродяги… – Казалось, он веселится, перечисляя, но взгляд у него оставался тёмным и холодным. Это напрягало больше, чем загадочный элемент интерьера, похожий на гроб, вот правда. – В Запретном Саду предпочитают говорить «шипы». Так вы окажете мне честь, Урсула? – и он мягко потянул меня к себе, через порог.

У меня вырвался вздох.

Спокойно, спокойно. По сравнению с той тварью, которая заперла душу Тони в стекле, а из его тела вылепила куклу-марионетку, или с гигантскими разумными щупальцами из каверны – он ещё вполне себе ничего. По крайней мере, ведёт себя обходительно, и есть надежда, что он нам поможет.

– Знаете, что меня беспокоит по-настоящему, Хорхе? – честно призналась я, переступая наконец порог. Тут же вспыхнули светильники вдоль стены, и комната стала выглядеть гораздо уютнее. – Йен почему-то молчит. Хотя обычно заткнуть его – непосильная задача.

Хорхе отступил на шаг, зачем-то ослабляя узел галстука; взгляд был направлен вниз.

Постойте, ему что… неловко?

– Вы весьма… проницательны, Урсула, – негромко произнёс Хорхе, по-прежнему глядя куда угодно, только не на меня. – Полагаю, Йен замолчал, потому что не знает, что сказать. Он не так бесстыден, как хочет казаться, и, думаю, уже понимает, что полвека – срок даже для меня. И что обмен парой колких шуток ничего не… Впрочем, достаточно, – оборвал он себя, поднимая наконец взгляд. – Возраст всё же обязывает меня быть мудрее. Добро пожаловать домой, Йен Лойероз. Я ждал.

И – он распахнул руки, как крылья.

А в следующую секунду я обнаружила, что обнимаю его, вжимаясь лицом куда-то в основание шеи и… нет, конечно, не я, а Йен шепчет моими губами:

– Прости. Всё-таки насчёт лучшего ученика ты ошибался. Из меня получился изрядный дурак.

Хорхе попытался меня обнять, но сделать это поверх рюкзака было не под силу, видимо, даже древнему вампиру. Он неловко рассмеялся и провёл рукой по моим волосам:

– Ты гений, Йен. Именно поэтому твои просчёты так… впечатляют. И я действительно рад, что ты вернулся, – прохладные пальцы коснулись моей щеки, и Йен прерывисто выдохнул. – Приятно хотя бы иногда не смотреть на тебя снизу вверх. Однако верни уже тело Урсуле, сделай любезность. Бедная девочка и так меня боится, не стоит пугать её ещё больше.

Йен скептически фыркнул, но всё-таки послушался. И – спасибо ему за это огромное – догадался немного отойти от Хорхе перед тем, как возвращать контроль. Сердце у