Книга Как по лезвию - Александр Николаевич Башлачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот, кто исповедует, да сам того не ведает.
Но я в ударе. Жмут ладони.
Все хлопочут бедные, да где ж им удержать зерно в горстях.
На гитаре, на гармони,
На полене сучьем, на своих костях.
Злом да лаской, да грехами
Растяни меня ты, растяни, как буйные меха!
Пропадаю с потрохами,
А куда мне, к лешему, потроха...
Но завтра — утро. Все сначала...
Заплетать на тонких пяльцах недотрогу-нить...[192]
Чтоб кому-то, кому-то полегчало,[193]
Да разреши, пожалуй, я сумел бы все на пальцах объяснить.
Тем, кто мукой — да не мукою —
Все приметы засыпает, засыпает на ходу
Слезы с луком. Ведь подать рукою —
И погладишь в небе свою заново рожденную звезду.
Ту, что рядом, ту, что выше,
Чем на колокольне звонкой звон, да где он — все темно.
Ясным взглядом — ближе, ближе...
Глянь в окно — да вот оно рассыпано, твое зерно.
Выше окон, выше крыши.
Ну, чего ты ждешь? Иди смелей, бери еще, еще![194]
Что, высоко? Ближе, ближе.
Ну вот еще теплей... Ты чувствуешь, как горячо?
Когда мы вдвоем
Когда мы вдвоем,
Я не помню, не помню, не помню о том, на каком
мы находимся свете.
Всяк на своем. Но я не боюсь измениться в лице,
Измениться в твоем бесконечно прекрасном лице.
Мы редко поем.
Мы редко поем, но когда мы поем, подымается ветер
И дразнит крылом. Я уже на крыльце.
Хоть смерть меня смерь,
Да хоть держись меня жизнь,
Я позвал сюда Гром — вышли смута, апрель и гроза.
Ты только поверь,
Если нам тяжело — не могло быть иначе,
Тогда почему, почему кто-то плачет?
Оставь воду цветам. Возьми мои глаза.
Поверь — и поймешь,
Как мне трудно раздеться,
Когда тебя нет, когда некуда, некуда, некуда деться.
Поверь — и поймешь,
То, что я никогда,
Никогда уже не смогу наглядеться туда,
Где мы, где мы могли бы согреться,
Когда будет осень,
И осень гвоздями вколотит нас в дрожь.
Пойми — ты простишь,
Если ветреной ночью я снова сорвусь с ума,
Побегу по бумаге я.
Этот путь длиною в строку, да строка коротка.
Строка коротка.
Ты же любишь сама,
Когда губы огнем лижет магия,
Когда губы огнем лижет магия языка.
Прости — и возьмешь,
И возьмешь на ладонь мой огонь
И все то, в чем я странно замешан.
Замешано густо. Раз так, я как раз и люблю.
Вольно кобелю.
Да рубил бы я сук,
Я рубил бы всех сук, на которых повешен.
Но чем больше срублю, тем сильней затяну петлю.
Я проклят собой.
Осиновым клином — в живое. Живое, живое восстало в груди,
Все в царапинах да в бубенцах.
Имеющий душу — да дышит. Гори — не губи.
Сожженной губой я шепчу,
Что, мол, я сгоряча, я в сердцах,
А в сердцах — я да весь в сердцах,
И каждое бьется об лед, но поет — так любое бери и люби.
Бери и люби.
Не держись, моя жизнь,
Смертью после измеришь.
И я пропаду ни за грош
Потому, что и мне ближе к телу сума.
Так проще знать честь.
И мне пора,
Мне пора уходить следом песни, которой ты веришь.
Увидимся утром. Тогда ты поймешь все сама.
Посошок
Эх, налей посошок, да зашей мой мешок —
На строку — по стежку, а на слова — по два шва.
И пусть сырая метель мелко вьет канитель[195]
И пеньковую пряжу плетет в кружева.
Отпевайте немых! А я уж сам отпою.
А ты меня не щади — срежь ударом копья.
Но гляди — на груди повело полынью.
Расцарапав края, бьется в ране ладья.
И запел алый ключ. Закипел, забурлил.
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил. Рюмкой водки долил.
Размешал и поплыл в преисподнем белье.[196]
Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком — оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,[197]
И дорогу штыком преградит часовой.
— Отпусти мне грехи! Я не помню молитв,[198]
Но, если хочешь — стихами грехи замолю.
Объясни — я люблю оттого, что болит,
Или это болит оттого, что люблю.
Ни узды, ни седла. Всех в расход, все дотла.[199]
Но кое-как запрягла. И вон — пошла на рысях!
Эх, не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях.
И наша правда проста, но ей не хватит креста
Из соломенной веры в «спаси-сохрани».[200]
Ведь святых на Руси — только знай выноси!
В этом высшая мера. Скоси-схорони.
Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури![201]
Да постой-ка: сдается, и ты мне знаком...
Часовой всех времен улыбнется: — Смотри![202] —
И подымет мне веки горячим штыком.
Так зашивай мой мешок да наливай посошок!
На строку — по глотку, а на слова — и все два.[203]
И пусть сырая метель все кроит белый шелк,
Мелко вьет канитель да плетет кружева.[204]
Ванюша
