Книга Дон Хуан - Гонсало Торренте Бальестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе бы послушать падре Тельеса. Вот у кого логика так логика! А какая глубина познаний, какая эрудиция! Мне довелось удостовериться, что во всем свете никто не знает о Боге столько, сколько он.
– Католицизм устарел, – со вздохом обронил Надоеда. – С точки зрения нашего дела от новых ересей проку больше!
– Случись в аду инквизиция, я бы на тебя непременно донес! Это надо такое – бес-еретик!
– А чем он хуже беса-католика? Ладно, по мне, так мы заболтались. Доложи-ка монахам о результате экзамена – чего ты напроверял. А я уж и на ногах держаться не в силах, ох и болит у меня все! Нет больше терпенья! Поскорей бы выбраться из этого тела – очухаться… Да и дело мое к тебе не терпит отлагательств.
Падре Вельчек повернулся к инквизиторам:
– Преподобные отцы, я обнаружил в этом человеке изрядное знание Катехизиса. Полагаю, это верный раб Господень. Он – францисканец-терсиарий.
– А порасспрашивали вы его о том, что он думает о конкретных положениях, касаемых Святой Троицы? Ибо в тех землях весьма распространены ложные воззрения Кальвина.
– Сей добрый человек даже имени этого выродка не слыхал.
Инквизиторы посовещались.
– Мы благодарим вас, падре Вельчек. Ступайте с Богом.
– А когда у вас случится свободная минута, – добавил тот, что выглядел среди них главным, – не откажитесь обсудить со мной кое-какие наиважнейшие проблемы. Как мне известно, падре Тельес нашел в вас истинного и достойного преемника.
– Падре Тельес почтил меня своим доверием.
– Дело в том, что в некоторых пунктах он отходит от учения доктора Анхелико[9].
– Зато приближается к святому Августину.
– Именно об этом я и хотел бы с вами потолковать. Так когда же я буду иметь удовольствие снова видеть вас здесь? Вы ведь знаете, с каким уважением мы к вам относимся, да и оказанные нам услуги не забываем.
– Когда будет угодно вашей милости. Лишь назначьте час…
– Ступайте с Богом. И берегите желудок!
– На все воля Божия. Покорно благодарю…
Черный Боб заспешил было к двери, но, услыхав позади голос Надоеды, приостановился.
– Ты что, вздумал бросить меня тут?
Черный Боб взглянул на несчастного.
– Монахи подлечат тебя. Наверно, завтра и выпустят. Ты знаешь, где меня отыскать.
– Чего еще желает этот купец? – раздраженно спросил один из инквизиторов.
– Он молит меня взять его с собой. Говорит, у него болят все кости и он голоден.
– Объясните ему, что это невозможно. Прежде мы должны написать кучу бумаг, а он – поставить на них свою подпись. Но его накормят, уложат в постель и, коли пожелает, даже дадут глотнуть водки, а прежде разотрут уксусом с солью – в подобных случаях нет средства лучше.
– Ну? Ты сам слыхал, – сказал Вельчек Надоеде.
– Нет, на это я не согласен, нет у меня больше терпенья!
– И что ты намерен делать?
– Умереть.
Купец громко застонал и затих. К нему подбежали монахи, и кто-то изрек:
– Он мертв.
Все чинно перекрестились.
– С чего это он? Давешнего двоеженца довели до седьмого штыря, и хоть бы что…
– Все зависит от организма.
Один из инквизиторов, опустившись на колени, принялся читать молитву за упокой души новопреставленного раба Божия.
3. Вельчек успел уж добраться до выхода, когда его нагнал дух Надоеды, иль, верней сказать, сам Надоеда, каковой духом-то на самом деле и был. А явился он зловещим дуновением – ледяным порывом ветра, который бьет в затылок и от которого начинают дрожать поджилки.
– Подожди, давай прежде выйдем, – бросил ему Вельчек по-немецки.
Потом августинец выбрался на улицу и больше не проронил ни слова, пока не оказался на порядочном расстоянии от дворца инквизиции. Спеша найти укромное местечко для беседы с бесом-посланцем, направился он к мрачной башне монастыря иезуитов, которая в тот час заслоняла собой лунный свет.
– Теперь говори, что там приключилось, зачем ты тут?
– Мне велено сообщить, что тебе дается новое поручение.
– Все у них там шиворот-навыворот! Тут падре Тельес помрет со дня на день…
– Да в преисподней о нем уж не тревожатся, с ним вроде и без того ясно. А для тебя подвернулась настоящая работенка.
– Кто там еще собрался на тот свет?
– На сей раз до смерти далеко, тебе велено быть неотлучно при некоем молодом человеке весьма знатного рода.
– Ох, не охотник я валандаться с желторотыми.
– Но того, о ком теперь идет речь, ждет, думается, судьба незаурядная.
– Вот пускай и приищут для него кого другого. И ты мог бы…
– Я не гожусь.
– Отчего же?
– Я гугенот, а потому не верю, что нужно усердие бесов, дабы помочь кому-то погубить свою душу. Пойми ты, всяк человек рождается с готовой судьбой! И Он изрекает: мол, этот, тот и тот – для Меня. А нам оставляет всякую дрянь да ветошь.
Черный Боб вздрогнул всем своим монашеским телом.
– Ты полегче с новомодными-то идеями! Окажись все по-твоему, мы без работы останемся.
– Ну и что?
– Надоеда, приятель, Творение – это Космос, как всем известно, Порядок, где каждый дудит в свою дуду ради мировой гармонии. Нам при раздаче определили роль искусителей и мучителей.
Будь у Надоеды в сей миг хоть самое жалкое тело, он бы всем видом своим выказал Черному Бобу презрение.
– Ты отстал. Творение – вовсе не Космос, а Каприз. И Другой сотворил все так, как ему заблагорассудилось, и сотворил множество существ бесполезных и нелепых, и дудят они в свои дудки фальшиво, не умея подладиться друг под друга, отчего все спутывается во вселенскую неразбериху. Да и сам Господь – воплощение разлада.
– Чушь!
Они помолчали.
– Ладно! – выдавил наконец Черный Боб. – Так что за птичку должен я упрятать в клетку?
– Очень скоро ты его увидишь.
– И мне опять оставаться в шкуре монаха?
– Полагаю, пользы от того будет мало. Тебе надобно быть рядом с тем человеком до самой смерти его, читать мысли и вести учет поступкам. Но главное, ты должен услеживать, как и что происходит в душе его под влиянием Благодати, точнее, увериться, что ничегошеньки не может там перемениться, раз уж предначертано ему вечное спасение. А затеяно все вот ради чего: когда Другой распахнет пред ним небесные врата, ты возопишь: «Нет у него на то права!» Словом, должен ты доказать, что человек сей несвободен в выборе и было заранее ему уготовано вечное спасение.
– А теперь растолкуй, каков тут смысл.
– Речь идет о споре между вами и нами, католиками и протестантами, и человек этот поможет уяснить, кто из нас прав.
– Ладно, одно утешение – работы не
