Книга Необыкновенное обыкновенное чудо. О любви - Жука Жукова

неприятное известие. На их звонок выглянула девушка, сообщила, что Серега уехал на север, они поссорились и разбежались.

– Куда же нам теперь? – опешил Славка.

Девушка пожала плечами: «Ваши проблемы».

Юлька и Славка еле стояли на ногах, когда разыскали блещущую огнями гостиницу с фантастической платой за номер. Долго не могли уснуть от усталости, занимались любовью, затихли под утро, прижавшись друг к другу тесно, как брошенные щенки.

Дождь прошел. Славка ушел искать жилье. Вернулся радостный.

Юльке место не понравилось. Деревянный дом на окраине городка окружили гаражи, исписанные сверху донизу, дорожки усеяны мусором, пыльная собака развалилась на люке канализации, высунула розовый слюнявый язык.

Крохотная комнатка сдавалась супружеской парой. Хозяйка Ираида Павловна – тучная старуха с тремя подбородками, с усиками, с зачесанными короткими черными волосами – басила так, что содрогался весь дом. Хозяин – лысый мужичонка с печальными глазами спаниеля – постаревший подросток. Имя у него было самое обыкновенное – Иван Иванович. Одинокие пенсионеры жили на деньги за сдаваемую комнатку, да Иван Иванович подрабатывал еще сторожем.

Хозяйка оглядела Юльку, пророкотала вместо «здравствуйте»:

– Что-то ты хлипкая, дэвонька! – словно искала не жиличку, а домработницу. – С чего круги под глазами? Часом не бэрэменна? Бэрэменные мне не нужны, без того хлопот полон рот.

Юлька испуганно замотала кудряшками…

Потянулись одинаковые дни. Юлька пугалась неба, со всех сторон окруженного сопками, быстрой смены дождя и солнца, угольной пыли на обочинах, запаха гниющих водорослей. Девушка развешивала влажное белье, а оно не сохло. Гладила его часами, плакала.

Славка искал работу, возвращался злой, разочарованный. Для Юльки работы хватало, но, как только выяснялось, что нет прописки, ей указывали на дверь.

Юлька утешала Славку, баловала пирожками. В кухне не развернуться. От духоты, от жара старенькой плитки, от пристального взгляда хозяйки, запаха старческого пота Юльку подташнивало. Она выскакивала в ванную, с наслаждением умывалась холодной пронизывающей водой. Ираиды Павловны девушка боялась до икоты, проскальзывая мимо тучного тела к плите, спрашивала робко – не нужна ли помощь, в ответ слышала неизменный рокот: «Иди-ка ты, дэвонька, отдыхай», – как будто Юлька белоручка, ни на что не годится.

Объявился Серега – нервный, с обветренным лицом, покрытым белыми пятнами обморожений – он помирился с Мариной. Иногда Серега и Славка уезжали на пару дней, привозили деньги. Случайная работа тревожила Юльку: что же будет дальше – зимой? Серега возил всю компанию от портовой грязной воды к чистому дикому морю.

«Знаешь, – смеялась Юлька, прижимаясь к Славке, – я влюбилась в море с первого взгляда, как в тебя». Правду говорила. Море ворочалось у берега, дышало тяжело. Лаковые масляные волны выбрасывали пахучие ленты ламинарии, обкатанные деревяшки, стеклянные поплавки-шары. Хрипели наглые вороватые чайки, пугали суетливых крабиков с пучками зелени на панцирях. После купания в ледяной соленой воде зудела кожа, обгорала мгновенно, шелушилась. Юлька собирала перламутровые ракушки, узорчатые камешки. «Ребенок ты», – Славка гладил Юльку по белым кудряшкам.

Все открылось в один такой морской день.

Славка и Юля вернулись домой. Девушка побежала разогревать Славке борщ и обнаружила, что кухонька занята хозяином и хозяйкой. На столе – бутылка водки, хлебушек, закуска.

– Праздник? – спросила Юлька.

– День рождения у меня, – застеснялся хозяин, – садись с нами.

Юлька отказалась – Славка ждет. Она покосилась на соленые, только что из кадушки, огурчики. Иван Иванович заметил:

– Бери.

Юлька надкусила душистую кожицу, щурясь от наслаждения.

– Тошнит-то сильно? – пробасила Ираида Павловна, свела густые брови на переносице.

Юлька замерла – в дверях Славка!

– Кого тошнит?

– Нечто не знаешь? – встряла хозяйка, отмахнулась от умоляющего взгляда. – Жену твою, не меня же.

– Почему тошнит? – Славка нахмурился.

– Тьфу, молодежь, – ругнулась Ираида Павловна, – птенцы желторотые. Раскрой глаза, бэрэменна твоя дэвонька.

– Беременна? – совсем растерялся Славка.

– Ведь я предупреждала, – грохотала хозяйка, – ищи теперь новых жильцов!

Она говорила что-то еще, но ни Славка, ни Юлька не слышали. Славка смотрел на девушку, как будто первый раз видел: в обтягивающем халатике Юлька была как дистрофик с тонкими ручками и ножками, с раздутым животиком. Она прошмыгнула мимо, юркнула в комнатку. Славка поплелся следом.

– Одуванчик, как же это? Давно?

– С весны…

– С весны?! Ты с ума сошла?! Почему не сказала?! Какого черта за мной потащилась! – Славка ругался, а Юлька сжалась в углу старого дивана, пробормотала: – Потому и не говорила, боялась, улетишь без меня…

3

Славка уломал старуху, заплатил вперед, с Юлькой обращался как со стеклянным хрупким сосудом, точно опасался разбить ненароком. Они почти не разговаривали, почти не притрагивались друг к другу. Редкие минуты любви омрачались его излишней осторожностью, раздражением.

Вскоре Славка уехал надолго: они с Серегой устроились на путину. «Пу-ти-на», – Юлька перекатывала во рту незнакомое слово, словно камешек. Представляла, как в путине-паутине бьется красноперый лосось. Она гуляла в грязном скверике, много спала. Старалась не замечать недовольно поджатых губ хозяев, но постоянно натыкалась на суровый жесткий взгляд Ираиды Павловны и сочувствующий – Ивана Ивановича.

«Любимый, я скучаю, зацеловала бы…» – от неумения писать письма Юлька то плакала, то смеялась над банальностями и глупостями и прятала листочки в потайной карман сумочки. Славка звонил редко. Оказывается, путина – сарай с длинными столами, на них моют рыбу, потрошат ее, режут, солят. «Люблю», – шептала Юлька. «И я», – прощался Славка.

Пролетел август. Ушло короткое островное лето. Осень сыпала яркие леденцы-листья – бери, мол, бесплатно. Юлька притаскивала кленовые, рябиновые охапки, любовалась, ждала Славку, слушала, как толкается ребенок, рассказывала ему и себе мамину сказку.

Славка вернулся чужаком – пах рыбой, грязной одеждой, матерился. Кричал, что деньги выплатили не все, кругом воры, в стране бардак, а ему, Славке, на этом вонючем острове нечего делать. Он не замечал, как по Юлькиному животу бегут волны. «Все будет хорошо», – упрашивала Юлька. Она стирала одежду и плакала уже не в родное плечо, а в подушку…

Однажды Юлька, выглянув в окно, ахнула. Желтые, красные, бордовые листья покрылись белым пухом. Снег! Она почувствовала теплые ладони на плечах и оглянулась. Славка улыбался, и она благодарно прижалась к его груди. Маленькая радость.

Назавтра сильный ветер сорвал с деревьев красоту, размел по улицам. Дорожки хрустели льдинками, а снег сыпал и сыпал, как будто укрывал остров навсегда, хоронил под толстым покровом. Осенняя зима побежала стремительно. Кроме двух цветов – черного и белого – ничего не осталось в мире.

Ничего не осталось и у Юльки.

4

Юлька по-прежнему искала работу, но ее не брали – слишком уже выпирал живот…

Она вернулась домой поздно, прикорнула на диванчике.

Славка