Книга Энцо Феррари. Самая полная биография великого итальянца - Лука Даль Монте

у него есть стремление к победе, никакая вершина для него не будет непреодолимой».

Утром 16 августа «P1» была готова к дебюту на трассе. За рулем первой из подготовленных машин, еще не окрашенной в красный цвет, на трассе Монцы весь день сменяли друг друга три гонщика, которые соревновались на этой же трассе 9 сентября на Гран-при Европы: Аскари, Кампари и Сивоччи.

Исключением был Феррари, который, несмотря на недавние успехи и комплименты прессы, всегда был четвертым в команде. Для Энцо это было не сюрпризом, а скорее естественным ходом дел: он уже давно принял это, зная, что у него нет такого таланта, как у его партнеров. И в любом случае, его уже интересовали не только гонки.

Феррари все больше увлекался управленческой стороной спортивной организации. Когда он садился за руль, его идеалом оставался Аскари, но вне кокпита Феррари все больше времени тратил на то, чтобы изучать манеру поведения, действия и решения Римини. Успех в переговорах – например, с Бацци, – может, и не давал того же ощущения, что победа в «Гонке Савио», но Энцо все равно чувствовал большое удовольствие. Он начал испытывать разные эмоции; все они были связаны с гоночными машинами и гонками, но уже не все – с личными успехами на трассе. В Монцу он, разумеется, тоже поехал, и был в боксах вместе со всеми.

Суббота, 8 сентября, была последним днем тренировок перед Гран-при Италии. До начала тренировок три «P1» выстроились в ряд на стартовой прямой для обязательной процедуры фотосъемки. Для «Альфа-Ромео» это был исторический момент: команда впервые участвовала в международных соревнованиях. Пилоты и механики сели в машины. Рядом с ними стояли Римини, Бацци и, конечно же, Энцо Феррари, который для «Альфа-Ромео» был уже не только гонщиком. После церемонии пилоты и механики вернули машины в боксы: начинался рабочий день.

В 9 часов 35 минут Уго Сивоччи выехал из боксов и направился на трассу. Машина «P1» с номером «17» разогналась на прямой, доходящей до туннеля. Но затем, при входе в быстрый левый поворот на высокой скорости, машина потеряла сцепление с дорогой. Попытки пилота исправить траекторию оказались бесполезными. «Альфа-Ромео» вылетела на газон и, двигаясь все так же быстро, врезалась в одно из вековых деревьев парка Вилла Реале.

Феррари был одним из первых, кто узнал об этой аварии, и тут же прибыл на место происшествия. Открывшаяся его взгляду сцена была ужасающей. После удара о ствол дерева «P1» полностью разрушилась. На траве лежало неподвижное тело Сивоччи. Тут же он увидел Анджело Гуатту, механика, который только сломал плечо, но отчаянно рыдал, глядя на пилота, лежащего без сознания. Феррари сразу понял, что для его друга уже ничего нельзя было сделать. Тем не менее, он хладнокровно погрузил его в машину одного английского болельщика, который наблюдал тренировки прямо в этом месте, и немедленно отправился с ним в больницу Монцы.

Смерть Уго была страшным ударом для Феррари. Сивоччи был не просто коллегой, но и близким другом. В некотором смысле это было похоже на переживание смерти отца, а больше всего – брата. За последние четыре года Сивоччи действительно был для него старшим братом. Чувствуя себя частью его семьи, Энцо на протяжении следующей недели делал все, что мог для облегчения страданий жены Уго, Марчеллы, и маленького Риккардо.

Из-за смертельной аварии Сивоччи тесты «P1» на трассе Монцы не были завершены. На следующий день после похорон Римини созвал ближайших сотрудников, чтобы спокойно обсудить ситуацию и решить, как быть дальше. На заводе в Портелло собрались Мерози, только что принятый на работу Бацци, Аскари, Кампари и Феррари, чей статус советника коммерческого директора теперь подразумевал участие в принятии стратегических решений в компании.

Итогом собрания стали два вывода. Во-первых, сезон-1923 после аварии в Монце фактически завершился, и поэтому уже сейчас необходимо начать планирование на следующий год. Во-вторых, «P1» будет отправлена на пенсию еще до своего первого выступления, и уже сейчас нужно думать о разработке новой машины, которую назвали «P2».

Римини отметил, что Бацци очень усилил техническую кадровую часть. Но этого было недостаточно. Если они хотели прервать гегемонию «ФИАТ», им нужно было отправиться в Турин и переманить из пьемонтской фирмы еще нескольких ценных технических специалистов, убедить их перебраться в Милан и работать вместе с Бацци.

С необычайной скромностью, которая встречается не то что редко, а исключительно редко, Бацци предложил лучшего, по его мнению, инженера «ФИАТ» – не просто человека, который пришел бы работать для него или с ним, а человека, к которому он и сам бы поехал. Его имя – Витторио Яно. Бацци объяснил, что Яно, человека отличных качеств, не ценят в «ФИАТ» так, как он того заслуживает. И предположил, что, поскольку Яно этим наверняка недоволен, возможно, получится уговорить его уехать из Турина. Римини во второй раз за три месяца поручил Феррари поехать в Турин, на этот раз в строжайшей тайне.

Помимо удовлетворения от того, что ему была вновь поручена очень важная миссия, Феррари был рад еще и тому, что ехал в Турин «не в поисках работы», как в октябре 1918 года, «а для того, чтобы предложить ее». Пять лет назад «ФИАТ» отказал ему в найме, а теперь он пытался увести у туринцев одного из лучших специалистов после того, как уговорил другого переехать в Милан всего несколько месяцев назад. Помимо услуги, которую он оказывал «Альфа-Ромео», на личном уровне это была если не месть, то нечто очень похожее.

Однако первый контакт с Яно был, говоря по правде, не самым удачным. Встреча с Бацци уже была запланирована на начало июня. Однако Феррари и Римини решили начать с сюрприза. Феррари приехал в Турин сам и поднялся на третий этаж дома на улице Сан-Массимо, где жил инженер «ФИАТ». Он постучал в дверь, ему открыла жена инженера, Розина. Она спросила, что ему угодно. Феррари, одетый по моде, в мягкой кепке с козырьком, не будучи приверженцем долгих вступлений, сказал синьоре, что он пришел предложить ее мужу место конструктора в «Альфа-Ромео». Синьора, уверенная, что у нее есть право решать, ответила, что «синьор Яно слишком пьемонтец, чтобы уезжать из Турина». Из создавшегося на пороге квартиры тупика визитера, к счастью, вывел сам Яно, который появился в прихожей и пригласил Энцо войти.

Они не были знакомы, но беседа оказалась долгой. Яно – высокий, худощавый, строгой внешности – довольно откровенно рассказал ему, что причиной ухода Бацци из «ФИАТ» стал конфликт с Форнакой, случившийся на трассе