Книга Красная надпись на белой стене - Дан Берг

убивал. Речи Шадраха — бред потерявшего рассудок. Иными словами, дело о раскрытии преступления не продвинулось, след не взят, и нет зацепки.

Правда, есть еще версия Акивы об убийстве Валтасара кем-либо из лагеря Кира, но это предположение казалось Даниэлю не перспективным.

“Может, и права Вашти, и охрана покойного что-нибудь знает? А что скажет Акива?” — размышлял Даниэль.

“До сих пор не ясно, чьей рукой написаны были слова на стене. Если не ангел сделал это, то кто? Как узнать? Как?”

Единственным утешением служил Даниэлю тот факт, что удалось выяснить мотив отвратительного поведения Валтасара на пиру — он раздал священные кубки не из желания унизить иудеев, а в угоду пьяным гостям, перебившим всю посуду. Это правда, но не та, которую искал пророк.

Даниэль пришел к заключению о необходимости срочного совещания с Акивой. “Требуется без промедления выправлять дела, — думал Даниэль, — не ровен час, призовет нас Дарий с отчетом, и что мы доложим ему?”

XI

Пятница. Для праведного иудея утренние и дневные часы этого еженедельного волнующего события наполнены ожиданием чего-то значительного, а то и радостного. Если есть в сердце тревога — надлежит ей отступить в темную глубину души и быть на время почти забытой. Впереди святая суббота. Близится праздник, и мысли устремляются к кипучему и безмятежному, к эпохальному и сиюминутному, к всесветному и домашнему.

Зато жены праведных иудеев не ведают в этот день умиротворенной безмятежности, но целиком посвящают себя кипучей деятельности. Ничего эпохального и всесветного — всё только домашнее и сиюминутное. Ибо заняты матроны приготовлением субботней трапезы. Они разрезают, измельчают, лепят, начиняют, взбалтывают, смешивают, пробуют, нюхают, обжигаются. Короче, несут предсубботнюю вахту у плиты.

Пророк вернулся под родной кров из дома учения. Молитва позади, молитвы впереди. Он не станет просить у Бога того, что может доставить себе сам, но жалобы — главную часть молитв — Господь непременно услышит.

Даниэль расположился в саду и предался размышлениям. Кабы уделил он толику внимания супруге — не встретил бы воодушевления, ибо целиком поглощена была Авишаг кулинарным священнодействием, не будь сие занятие рядом помянуто со священными деяниями мужа.

Глубокие раздумья о жизни захватили угомоненную в канун субботы душу пророка. Неожиданная и удивительная мысль пришла в голову ему.

“Вот, я ежедневно втолковываю отрокам Слово Божье. Не скупясь, делюсь со школярами сокровенными своими думами. Всё великое, что рождается в сердце моем — всё это щедро выкладываю юношеству. А ведь мне ох как есть что сказать, ох как есть чему научить пытливую молодежь!”

“А могут ли юные питомцы быть полезными мне, учителю своему? Познания мои подобны бескрайнему и глубокому морю. Впадающие в него реки каждодневных открытий моих несут полные потоки учености. Много ли воды добавят морю скромные ручейки пока еще зеленых ученических откровений? Кажется, очень мало. Однако польза от них наставнику неоспорима! Молодые — попечители пожилых. Благо юности в силе и красоте, благо зрелости в расцвете разума. Я созерцаю молодость, я живу среди юношества, я вдыхаю воздух весны жизни! Это не просто утешение — это награда старику, неисчерпаемый кладезь сил и оптимизма на склоне лет!”

“Проходят годы, и лучшие из учеников становятся зрелыми мужами и доками каждый в своем деле. Тут-то и могут неприметные в прошлом школяры пригодиться учителю. Вот, скажем, Акива. Разве не стал он великолепным сыщиком? Похоже, он даже превзошел меня, да еще и научит бывшего наставника чему-нибудь новому!”

Увы, даже в канун субботы не сумел Даниэль совершенно отряхнуться от будничной суетности. За кружевом субботнего сияния хоть и смутно, но приметно вырисовывалась тень печальной заминки в расследовании.

“Нет, ничего еще не потеряно, — говорил себе Даниэль, — вот-вот должен прибыть Акива. Успеем еще сегодня обсудить дела, и, Бог даст, обозначится вожделенный прорыв. Как славно, что я привлек к делу своего ниппурского ученика!”

* * *

Появился Акива. Наскоро поприветствовав Авишаг, он прямиком направился в комнату Даниэля. Тот уже испытывал нетерпение: “Когда, наконец, явится этот сребролюбец?” Не дожидаясь приглашения, гость уселся напротив хозяина. Дознаватели молча уставились друг на друга, и ни один не желал первым отверзать уста.

Как глава следственной группы, Даниэль взял не себя инициативу почина.

— Нравится тебе столичная жизнь? — спросил хозяин.

— Недурно, — ответил гость.

— Пожалуй, оставишь провинцию, переберешься в Вавилон, а?

— В Ниппуре у меня клиентура.

— Ну и что — клиентура? Здесь новую заведешь!

— Не просто это, сам знаешь.

— Асаф — гостеприимный хозяин, правда? И дочки у него милейшие, не так ли?

— Так.

— А сколько времени мы с тобой расследованием смерти Валтасара занимаемся? Помнишь, Акива?

— Помню.

— И что ты думаешь об этом?

— Послушай, Даниэль, хватит ходить вокруг да около и меня поддевать! Говори по существу, и будем вместе думать, как дело ускорить!

— Я был во дворце. Имел беседу с Вашти.

— Кто такая?

— Дочь Валтасара. Скоро, совсем скоро прославится она среди иудеев, и тогда снова услышишь имя это.

— Что ты узнал от Вашти?

— Признание Шадраха оказалось ложным от начала и до конца. Он не только не приносил Киру голову Валтасара, но и вообще не убивал царя. Вот, что я узнал от Вашти!

— Зачем Шадраху потребовалось оговаривать себя?

— Зачем, спрашиваешь? Ответ прост: евнух сошел с ума. Дарий заключил его в лечебницу для душевно больных.

— Чем-нибудь еще порадовала тебя будущая сопричастница к судьбе народа иудейского?

— Из уст ее я узнал, что на пиру у Валтасара захмелевшие гости затеяли ссоры да драки и перебили всю посуду. Потому-то и распорядился хлебосольный монарх выдать им наши храмовые сосуды — пусть, дескать, продолжают бражничать. Не диво, если охочие до вина еще и ворами окажутся, и мы наших кубков не досчитаемся: пьянство выпускает на свободу все, какие есть, пороки!

— Выходит, Валтасар осквернил кубки вовсе не в пику иудеям?

— Да, так получается.

— Я вижу, мало мы добились с тобою, Даниэль.

— Слишком мало, Акива.

— Что еще известно тебе?

— Известно, что не известно, кто оставил надпись на стене. Я полагал, это ангел орудовал кистью. Но во сне явился ко мне белокрылый вестник небес и сказал, что не причастен он. Мол, кто-то из землян писал.

— Не верить ангелу нельзя!

— Вот именно! А Дарий, того и гляди, призовет нас к ответу. “Кто убил Валтасара?” — высочайше спросит.

— Чем мы богаты на сей момент?

— Докопались до причины, по которой Валтасар осквернил кубки. Не знаем, кто писал на стене. Не нашли убийцу Валтасара. Вот и весь наш актив. На пассив больше походит!