Книга И телом, и душой - Екатерина Владимирова

Нужно было повернуть машину назад и ехать домой. Чтобы избавить Лену от необходимости играть роль, которая причиняла ей боль.

Но он понял это уже слишком поздно. Когда уже не мог бы просто так уйти.

Может быть, именно потому, что он понимал, как отчаянно она не желает здесь присутствовать, чувствуя свою причастность к ее состоянию, и пытаясь успокоить ее своим присутствием, он и находился рядом, надеясь на то, что это ее успокоит? И не отпускал ее от себя, настойчиво удерживая за талию и прижимая к себе, или просто держа в руке ее ладонь, чувствуя, как бешеный пульс бьется ему в руку. И наблюдал за ней даже тогда, когда разговаривал с друзьями, делая вид, что внимательно слушает их, а на самом деле косо поглядывая на жену?!

Он чувствовал, что ей плохо. Он почти явственно ощущал ее боль на себе. Слышал биение ее сердца. Ощущал дрожь кожи даже тогда, когда она стояла в нескольких шагах от него. Он чувствовал ее отчаяние. Ее скованность и замкнутость. Видел ее блестевшие отчаянием глаза, сжимая ее дрожащие пальцы в своей руке, и видя лживую улыбку на губах.

И обзывал себя последним негодяем. И злился на себя. И отчаянно негодовал из-за того, что не может уйти с вечера так скоро. И глядя на Лену, отчетливо осознавал, что он — самый ужасный человек на свете.

Когда ему пришлось оставить ее, его сердце дрогнуло и пропустило глухой удар, словно барабанным стуком ударивший ему в мозг, раскалывая его надвое. С желанием остаться и необходимость уйти.

Он не хотел оставлять ее одну. Даже на мгновение. И плевать ему на тот факт, что с ней осталась Лидия Короленко, жена одного из его коллег по бизнесу. Плевал он на это! Она будет с кем-то, но не с ним! И это вызывало в его душе щемящую, непонятную, но обжигающую тревогу.

И в тот момент, когда он хотел заявить о том, что останется с женой, что-то в его груди звонко щелкнуло и настойчиво зашептало…

Зависим… зависим… зависим…

И он, упрямо сжав зубы, последовал вслед за мужчинами, оставляя Лену одну.

И во время разговора с ними он сдерживал порывы, упрямым голосом рассудка заглушал зов своего сердце, стремившегося навстречу Лене и ее внутреннему зову к нему. Он посмотрел на нее лишь пару раз! Желая доказать себя то, что уже не требовало доказательств, потому что рухнуло, как карточный домик… Но все еще непризнанное и отталкиваемое им, как невозможное и, просто напросто, недопустимое.

Зависимость… Одержимость… Любовь…

РЕВНОСТЬ.

Дикая, необузданная ревность… Ослепляющая и превращающая окружающий мир в ничто, оставляя его наедине со своими страхами, сомнениями, желанием разорвать все в клочья и ринуться в объятья собственного безумия. Неконтролируемая разумом ревность и заглушающая все его уверения в том, что он не должен ревновать… Если не зависим…

И он понимал, что ревнует. И понимал, что не должен ревновать. Он убеждал себя в том, что это ничего для него не значит. Но… понимал также, что наивно и глупо обманывать самого себя…

Ревность накрыла его с головой в тот самый момент, когда он увидел, как молодой высокий блондин атлетического телосложения и со слащавой физиономией остановился около ЕГО жены и, улыбаясь до ушей улыбкой кинозвезды, заговорил с ней так, словно бы они знали друг друга целую вечность!

А когда и Лена улыбнулась ему…

Макс думал, что злость и гнев вырвутся наружу, сметая все на своем пути.

Вот тут-то он и не сдержался. Наплевал на все предосторожности, послал к черту все свои недавние уверения, забыл о том, что «не зависим» и… просто ревновал свою жену к этому блондину, плотно сжимая губы в тонкую линию, зло щуря глаза, и испепеляющим взглядом расплавляя незнакомца глазами.

Ирония состояла в том, что за несколько минут до этого один из его коллег заявил Максу с улыбкой, что у него такая красивая жена, что ее могут попробовать у него увести и попытать удачу. На что Макс лишь рассмеялся, уверив того в том, что такого никогда не произойдет. И тут… ЭТО!

И сейчас ему было вовсе не до смеха, как несколько минут назад. Ему хотелось разорвать блондина на части, чтобы тому было неповадно приставать к чужим женам! И он уже сдерживался из последний сил, желая ринуться к ним и заявить свои права на Лену, когда она вдруг сама оставила мужчину, стремительно направившись к выходу.

И Макс не знал, что чувствовал в тот момент. Облегчение? Определенно. Что еще?… Радость? Оттого, что разговор с незнакомцем окончен. Или досаду? Оттого, что Лена осталась явно чем-то недовольна.

Он почти пулей ринулся с места, ускользнул от коллег и друзей, сославшись на то, что ему нужно найти жену, что и было правдой, на самом-то деле, но вот причину подобного поступка объясняя немного иначе, нежели все было на самом деле.

И, направляясь следом за ней почти сразу же после того, как она стремительно выскользнула из зала, заполненного гостями, он хотел бы оправдать свои действия и сказать самому себе, уверяя, что это лишь для того, чтобы узнать, как она себя чувствует, справиться об ее состоянии, но умом все же отчетливо осознавая, что идет за ней для того, чтобы узнать, с кем она разговаривала.

И он нашел ее около выхода. Как он и предполагал.

Лена стояла, прижавшись спиной к стене, с закрытыми глазами и ладонями, зажатыми в кулачки. Брови сведены к переносице, губы поджаты, а подбородок предательски дрожит, словно она сдерживает рвущиеся из груди слезы.

Макс невольно стиснул зубы, ощущая, как злость начинает зарождаться где-то в глубине его души, превращаясь в неконтролируемую ярость.

Что, черт побери, наговорил ей этот слащавый блондин?! Чем расстроил ее?!

Кто он вообще такой?!

Макс сделал шаг вперед, и Лена, словно бы почувствовав его присутствие рядом с собой, распахнула глаза и повернулась к нему. Оттолкнулась от стены и уставилась на него, словно бы не узнавая.

Макс почувствовал, как ком встал в горле, мешая говорить, не позволяя произнести хотя бы слово.

Почему у нее такие грустные глаза?… И губы подрагивают…

Он сглотнул, сделал шаг вперед, глядя на нее в упор.

— С тобой все в порядке? — спросил Макс, не узнавая свой голос.

Что-то новое звучало в нем. Он и сам не знал, что именно.

Лена опустила глаза, словно скрывая выражение грусти и боли, таившееся в них, и тихо произнесла:

— Да, все хорошо.

Нет, нехорошо, Лена! Что-то случилось.

Ты думаешь, что он не видит твою боль? Не ощущает ее каждой клеточкой и своей страдающей души?!

Макс медленно подошел к ней и взял в руки ее дрожащие ладони, заглянул в глаза и спросил:

— Хочешь, уедем?

Лена стремительно подняла на него глаза. В них светились неверие и удивление.

— Правда? — переспросила она тихо и, увидев, как он кивнул, прошептала: — Хочу.