Книга Художник моего тела - Пэппер Винтерс

борьбы с похотью, покорения желаниям.

Он успешно запер эту часть себя, оставив меня на ее милость.

Я пошевелилась, чтобы почесать нос. Ворчливого рычания Гила, когда он смешивал краску у моих ног, было достаточно, чтобы я поспешно вернулась в исходное положение.

Три часа были вечностью без разговоров, когда тела постоянно соприкасались друг с другом. Мои мышцы одеревенели и заныли. Мое терпение быстро омрачилось голодом.

Когда мышца непроизвольно дернулась, я даже не пикнула. Когда заваливалась, Гил просто поддерживал меня и продолжил рисовать.

Наши отношения друг с другом были острыми и молчаливыми, как ножи.

Пальцы Гила скользнули по моей нижней части тела, дразня единственный кусок одежды, прикрывающий меня. Он изящно провел яркую бирюзовую линию вдоль края моего нижнего белья. Щетка щекотала и заставляла меня втягивать воздух, но что еще хуже, она заставляла мой живот сжиматься, а нервные окончания подпрыгивать в изголодавшейся жизни.

Его пальцы скользнули по моей верхней части бедра, когда он набрасывал контур. Его мятное дыхание скользило по верхушкам моих грудей, когда он наклонялся ближе, чтобы добавить детали. Тыльная сторона его ладони коснулась моего соска, когда он наклонился, чтобы прочертить мое декольте яркой полосой пурпурного.

Святое…

Я прикусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь оставаться напряженной и молчаливой.

Время снова вторглось в нашу жизнь. Я постепенно превращалась из человека в то, чем он хотел меня видеть.

Я обманывала себя, думая что смогу устоять против него. Возможно, между нами и протекали годы, но то, что притягивало, связывало и переплетало нас в школе, все еще было там. Только это время… оно было сильнее шума, глубже моря, темнее любого кошмара.

Склад дрожал в тишине, мы оба слишком боялись нарушить эту гнетущую тишину, когда Гилберт обменял свой пистолет на маленькие бутылочки и кисти. Взяв инструменты с губчатыми наконечниками, он добавил новые завитушки.

Я сжала колени, пока он двигался вверх по моему телу. Ощущение краски, покрывающей мою нижнюю часть, сдерживало холод, но это не остановило мои соски от затвердения, когда Гил остановился у моей груди и издал странный звук.

Мое сердце бешено заколотилось, но его лицо скрывало любые признаки того, что он не профессионал, когда протянул маленькую губку и промокнул мою грудь темно-фиолетовым.

Я напряглась, когда влажное вторжение цвета сделало мою кожу гиперчувствительной. Мне потребовались все силы, что у меня были, чтобы выбрать грязное пятно на потолке и не сводить с него глаз.

Я надеялась, что Гил перейдет на другие части, как делал это раньше, но мне не дали отсрочки. Он оставался болезненно близко, его тело было огромным и неповоротливым, его глаза сузились и были расчетливыми, его энергия отбрасывала волны каждый раз, когда он касался меня своим материалом.

Мои глаза закрылись, несмотря на мою команду оставаться открытыми. Моя грудь вздымалась, пока Гил работал так близко, что мог бы прижаться носом к моему декольте. Прошла бесконечно долгая вечность, пока он разрисовывал плоть, к которой не прикасался очень долгое время, невольно окутывая меня колючей проволокой желания, пока я едва могла думать, не говоря уже о том, чтобы стоять.

Чем дольше он склонялся над моей грудью, проводя рукой между, тем слабее становилось его собственное дыхание. Его кадык подпрыгнул, когда он с трудом сглотнул. Осторожная жестокость на его лице мерцала секундами едва сдерживаемого насилия.

Насилия надо мной? Над нами? Нашим прошлым? Его работой? Его раной? Его делом?

Я не знала.

Я, наверное, никогда не узнаю.

Все, что знала, это то, что мое тело не заботилось о том, что Гил сделал со мной в прошлом. Оно хотело его, и это был новый уровень невыносимой пытки.

Я рада, что это одноразовая сделка.

Если бы мне снова пришлось стоять так ради него, я бы прожгла всю свою сдержанность и, в конце концов, толкнула его на пол от желания. Я бы все испортила, потому что, находясь рядом с ним, оживляла прошлое и сводила на нет заботы о будущем.

Я вдохнула, узнавая его запах цитрусовых, растворителя для краски и плохого настроения. Так же быстро выдохнула. Гил накачал меня наркотиками. Смутил меня. Сделал мне больно.

Он совсем перестал дышать, когда сменил губку на тонкую кисть и сделал все возможное, чтобы заставить меня рухнуть вместе с тонкой щетиной. В какой-то момент инстинкт самосохранения взял верх, и мой подбородок опустился, а плечи отодвинулись на дюйм от прикосновения художника.

Но он прищелкнул языком, прижал перепачканные краской пальцы к моей челюсти и силой вернул меня на место.

— Никогда не нарушай позицию.

Голос у него был странный. Густой, как масло, и темный, как уголь. Он откашлялся, когда наши глаза встретились. Пронзившее меня электричество заставило сгореть заживо и замерзнуть насмерть одновременно.

— Хорошо, — выдохнула я, когда Гил опустил пальцы и склонил голову набок, выглядя совершенно величественно и ужасно бессердечно. Его взгляд, нахмурившись, скользнул вниз по моей почти раскрашенной фигуре. В мгновение ока его тяжелая рука придвинула мое бедро ближе к нему, крутя меня так и этак, как какой-нибудь магазинный манекен с пластиком в венах вместо крови.

— Больше не двигайся, — с резкой командой, он продолжил рисовать, как будто огонь не искрился и не потрескивал между нами. Волосы на моих руках встали дыбом под его краской. Кожу головы покалывало. Мой живот сжался. И все потому, что я находила его невероятно привлекательным, когда он работал в своей стихии.

Его лицо слегка дрогнуло, открывая прилив похоти. Затем снова исчез, утонув в непроницаемом художнике.

— Выгни спину. Я не могу достать часть твоих ребер. — Я вздрогнула, когда костяшки его пальцев толкнули меня в плечо. — Делай, что я говорю.

Дрожа, я напрягла мышцы, когда откинулась назад, чувствуя, как моя грудь поднимается, рука скользит, а живот сплющивается — каждая часть меня удлиняется, чтобы уравновеситься.

Это было похоже на танец.

Застывшая во времени хореография.

Мое сердце подпрыгнуло от радости.

Моя спина ныла от боли, предупреждая меня не заходить слишком далеко.

Что-то темное рождалось в его груди, когда я устроилась в этой новой, ломающей спину позе. На секунду ни кисть, ни губка не коснулись меня. Гил стоял рядом со мной, жар его тела обжигал, и я задумалась… только на мгновение… не сорвется ли он.

Если бы он поддался туману желания, который так сгустился вокруг нас.

Я хотела, чтобы он бросил свои инструменты, вцепился кулаком в мои волосы и дернул меня в убийственном поцелуе.

Но он снова откашлялся и шагнул ближе, обжигая меня, наносил краску