Книга Последний день лета - Анна Князева

тебе когда ни зайди, всегда знаешь. – Дюков сел за стол, взял баранку, подставил чашку под носик самовара и открыл краник.

Кипящая струя вырвалась наружу и быстро заполнила чашку. Кружилиха сноровисто подсунула под носик вторую и, вывернув голову, доброжелательно улыбнулась Ульяне:

– Садитесь, милая, угощайтесь. Все – от чистого сердца.

– Спасибо, – присев, Ульяна зачарованно изучала взглядом Кружилиху. От этой женщины исходило нечеловеческое обаяние, которое располагало к ней сразу и безоговорочно. – Не страшно вам здесь одной?

Кружилиха попросту улыбнулась:

– Бывает и страшно. А что поделать? Детей у меня нет, мужа тоже. Одним словом – бобылиха.

– Теперь будет веселей, – сказал Дюков. – Работы тебе прибавится. Пансионат открывается.

– А разве охотничий домик не для своих? – удивилась Ульяна.

– Так и своих прибавится, – крякнул Дюков.

– Всех приветим, всех угостим, для всех баньку растопим, – пообещала хозяйка.

– Хорошая ты баба, Кружилиха. Чаю с тобой попьешь – как в отпуске побываешь.

Она радостно подхватила:

– А ты заходи, Степушка, чаще! Редко заходишь.

– Сейчас мы по делу. – Дюков перевел глаза на Ульяну. – Спрашивайте, что хотели, Ульяна Сергеевна.

Она, не особо мудрствуя, спросила напрямую:

– Позавчера утром Гуров к вам приходил?

– Александр Иванович? – Кружилиха хлопотала, раскладывая по розеткам варенье. – Как же, был. На этот случай для него припасена бутылочка беленькой. Много не наливаю, а так, для души, чтобы посидеть да поговорить.

– Во сколько он к вам пришел?

Замявшись на мгновение, Кружилиха обронила:

– Так он и не уходил…

– Прошу прощения, – в ожидании разъяснений замерла Ульяна. – Что значит «не уходил»?

– Пришел за день до того, переночевал, утром опохмелился и подался в пансионат.

– Во сколько Гуров пришел за день до этого? – спросила Ульяна.

– Вечером, семи еще не было. – Кружилиха ласково улыбнулась. – У меня на этот случай раскладушечка в кладовке застелена.

– Часто приходит? – нахмурился Дюков.

Ульяна его одернула:

– Это не наше дело, – и продолжила, обращаясь к Кружилихе: – Во сколько Гуров ушел?

– А как опохмелился, утром, часов в одиннадцать.

– Опохмелился или принял на грудь?

Кружилиха согласилась:

– Принял, и хорошо. Но я его меру знаю, больше не налила.

– Значит, в одиннадцать… – Ульяна хлебнула чаю и съела с ложки варенье, потом встала из-за стола:

– Спасибо. Теперь нам надо идти.

Они попрощались легко, Кружилиха не стала их уговаривать.

Пройдя через лес и приблизившись к забору пансионата, Ульяна сказала:

– Какая ж она ведьма?.. Вполне приятная женщина.

– Так ведьмы другими и не бывают, – с усмешкой ответил Дюков. – Будут еще распоряжения?

– Сегодня же просмотрите записи видеокамер за день до убийства. Проверьте информацию Кружилихи о том, что Гуров пришел к ней вечером.

– Сделаю.

– И сразу сообщите мне. От этого многое зависит.

– Понял. – Дюков открыл калитку и, пропустив Ульяну вперед, поддержал ее под руку. – Не зацепитесь, Ульяна Сергеевна.

Впервые за долгое время она ощутила поддержку и поняла, что ей спокойно, когда рядом находится этот по-военному строгий и немногословный человек.

– Хотела вас попросить, Степан.

– Слушаю.

– В последнее время у меня не хватает времени для выполнения своих непосредственных обязанностей.

– Я бы так не сказал.

– И все же попрошу вас… Скоро открытие пансионата, и вам придется быть на подхвате.

– Можете не беспокоиться, подстрахую.

Войдя в главный корпус, Ульяна сразу же направилась к стойке, за которой увидела Рудневу.

– Ольга Францевна!

Та подняла голову и, заметив Ульяну, воскликнула:

– Как хорошо, что вы пришли! Я не смогла до вас дозвониться. Сотовая связь опять барахлит.

– Что-нибудь случилось?

– Гурова увезли на «скорой» в больницу. Врач не исключает инфаркт.

Помолчав, Ульяна осведомилась:

– Видели Богданова?

– Он в кабинете у Кирилла Сергеевича.

Ульяна заглянула туда и увидела следователя в директорском кресле, а рядом с ним Подольского.

– Заняты, Игорь Константинович?

Он дописал несколько слов, развернул протокол и передал ручку Подольскому:

– Пишите: с моих слов записано верно, мною прочитано. Далее – подпись и дата.

Подольский начал писать, а Богданов поднял глаза и обратился к Ульяне:

– Проходите.

Расписавшись в протоколе, Подольский встал:

– Теперь я могу идти?

– Идите, – сказал Богданов, с иронией наблюдая за тем, как продюсер преувеличенно галантно раскланялся с дамой, и после его ухода спросил: – Есть что-то новое?

Ульяна прошла к столу и села на то же место, с которого только что встал Подольский.

– Вот!

Богданов с удивлением наблюдал за тем, как она кладет на стол черно-белые листы с фотографиями.

– Что это?

– Снимки с камер наблюдения, распечатанные на принтере.

– И что сие значит? – Он переворошил листы. – Сосны… крыльцо… чьи-то ноги.

– Ноги принадлежат Гурову. На других фотографиях есть его лицо. – Она ткнула пальцем: – Обратите внимание на время съемки. Траектория движения Гурова такова: в одиннадцать часов тринадцать минут он прошел мимо пятнадцатого коттеджа, в одиннадцать восемнадцать – мимо девятого. У четвертого коттеджа был в одиннадцать двадцать семь, а в половине двенадцатого я видела с террасы, как Гуров шел мимо гримвагена.

– Я понял… – Богданов склонил голову. – У Гурова не было времени на убийство жены. Откуда он шел?

– Из охотничьего домика, который расположен за пределами территории, но принадлежит пансионату.

– Что Гуров там делал?

– Похоже, у него роман с тамошней сторожихой.

– Что? Реально? – Следователь вскинул голову, и в его глазах заплясали чертики. – Так-таки роман? И что? Молодая и красивая? Охотница за генералами?

– Ага… – сдержанно хмыкнула Ульяна. – Лет пятьдесят пять, но до безобразия мила: накормит, напоит, стопочку поднесет, да еще и спать на раскладушке устроит.

– Все, что нужно мужику, – резюмировал Богданов и между делом поинтересовался: – Беседовали с ней?

– Она подтвердила, что Гуров ушел от нее после одиннадцати, что вполне укладывается в схему. Но вот что важно, – Ульяна сделала интригующую паузу и продолжила: – Пришел он к ней днем раньше…

– То есть за день до убийства жены? – опередил ее следователь.

– В том-то и дело, что, придя в охотничий домик в семь вечера и оставшись ночевать, Гуров не мог одновременно быть в своем номере и ругаться с женой.

– Это подтверждено? – взыскательно осведомился Богданов.

– Подтверждено показаниями Кружилихи, – сказала Ульяна. – Так зовут сторожиху.

– А как насчет записи видеонаблюдения?

– Дюков просматривает и сегодня доложит по всей форме.

– Да-а-а… – протянул следователь. – Это в корне меняет дело. – Он постучал колпачком ручки по столу. – Не знаю, радоваться или печалиться.

– Ну почему же? Гуров не виноват, это радует.

– Другой версии у нас пока нет. Остается предположить, что какой-нибудь сумасшедший гример придушил Гурову за то, что она взяла его пудру.

– Шутите не смешно. – Ульяна почувствовала себя уязвленной. При жизни она не слишком любила Елену Петровну, но смерть изменила все.

– Как думаете, почему Гуров соврал? Почему не рассказал о том, где