Книга Русский код. Беседы с героями современной культуры - Вероника Александровна Пономарёва-Коржевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
АБ: Когда я делал фестиваль в Таре Омской области, музыканты присылали заявки, чтобы я отобрал тех, кто будет с ними на одной сцене выступать. Мы уже чего-то добились и теперь помогаем другим. Так вот, очень много было околофолка. Я был очень удивлен. Мне кажется, что будет новая волна. Сейчас эта ниша занята «Калиновым мостом» и Пелагеей.
ЭБ: Да, безусловно, этот жанр просыпается. Абсолютно удивительная Варя Котова, Таисия Краснопевцева. Zventa Sventana – Тина Кузнецова.
АБ: Я ожидал, что будет рэп. А его было меньше всего.
ЭБ: Я понимаю, как ты выстраиваешь свою стратегию. Я понимаю, почему ты не принадлежишь ни к одному политическому полю. Знаю, что делаешь это не из хитрости, я верю тебе. Поэтому радуюсь, когда ты, слава Богу, говоришь, что мы подходим к народной культуре.
АБ: Стоит пойти в народ. Из столиц, как бы это снобистски и банально ни звучало, нужно пойти в провинцию. Искать талантливых людей нужно там. Там люди менее испорченные.
ЭБ: Но действовать нужно не как шоу «Голос». Они ведь тоже ищут людей из провинции. Только все они не имеют своего материала.
АБ: Да, их укладывают в прокрустово ложе современного шоу-бизнеса.
ЭБ: И в итоге этих людей судит Шнур.
АБ: Шнур – это как раз пример, когда низовая культура стала эталонной. Это культура матерной частушки, скоморошества. Его легитимизировали на государственном уровне.
ЭБ: Это не матерная частушка, потому что исполняется на Дне города. Это уже мейнстрим.
АБ: Мы все равно приходим к выстраиванию границ, как в советское время. Была академическая классическая музыка, была эстрада и был Аркадий Северный, которого дома слушали на бобине. Такая вот низовая культура с флером запретности. И в этом был смысл. Обыватель освобождался от низовых эмоций, замирялся с действительностью. А теперь это все перешло и на уровень эстрады, и на уровень академической музыки. Низовая культура встала на место академической музыки – непререкаемого авторитета.
ЭБ: Сумеем ли мы от этого дна оттолкнуться?
АБ: Сейчас происходит эскалация конфликта с Западом. До ядерных ударов, надеюсь, не дойдет. Но если мы выживем, то, мне кажется, произойдут тектонические сдвиги в культуре.
ЭБ: Я согласен с тобой. Ставки повышаются – и мне это нравится.
АБ: Я постоянно нахожусь в сочинительском процессе, когда приходят в голову какие-то рифмы, строчки, я их записываю на диктофон или в заметки. А иногда я останавливаюсь и думаю, что это бессмысленно. То есть то, о чем я хотел сказать, уже не нужно. Вчера – да, сегодня – уже нет. Ставки повышаются. Шелуха стала отваливаться. Так я почувствовал это на себе.
ЭБ: Это очень сильно.
АБ: Станет меньше гедонистического контента, безусловно. Всегда будет пир во время чумы, пир во время войны. Всегда будут настроения «раз я завтра умру, то сегодня пущусь во все тяжкие».
ЭБ: Это при условии, когда «я – главный». Но если «я» заменить на «я и мои дети», «я и моя семья», «я и мой народ», тогда не будет понятия «во все тяжкие». Потому что на тебя смотрит сын.
АБ: Ты сейчас ключевую фразу сказал – «я и мой народ». Но у молодежи этого сейчас мало. Последние десятилетия был лозунг «я главнее всего», а обратное чувство атрофировалось.
ЭБ: А ты заметил, что в последнее время появилась новая риторическая фигура «покажем им»? «Я» – конкретное, а «им» – абстрактное. Я вспоминаю клип группы Open Kids «Круче всех». Десятки миллионов просмотров. Это полный мрак.
АБ: Знаешь, с чего это началось? С манифеста нового времени, перестройки: «Посмотри на меня, думай обо мне, делай, как я». Это Богдан Титомир. Советская парадигма была другая.
ЭБ: «Я, ты, он, она – вместе целая страна».
АБ: Да. И эта страна шла в светлое будущее. Коммунизм – как квазирай. А тут пришло новое время и манифест Богдана Титомира.
ЭБ: Да, именно. А теперь появились какие-то абстрактные «мы», которые не с народом, а со своей бандой. Остальные – мимо.
АБ: Важно, чтобы слово «русский» стало не просто допустимым, а общеупотребимым. У нас все стало какое-то россиянское. Даже в новой Конституции есть эвфемизм – государствообразующий народ. Это кто такие? Гномы, эльфы, орки? Что за загадочный такой народ? Потом русских неожиданно нашли на Донбассе, стали за них очень переживать, защищать.
ЭБ: Как будто до этого они в шахтах прятались.
АБ: Вот сейчас появилась песня «Я русский» у певца с никнеймом SHAMAN. Ну почему английскими буквами имя? Почему дреды? И почему вообще шаман, а не волхв? Это грустно. Но даже это положительный результат. Я поспорил недавно с одним чиновником, который был очень вдохновлен речью Путина, где тот говорит «я татарин, я лакец, я русский». И он мне с гордостью показывает ролик, в котором азербайджанец говорит «я азербайджанец, и я русский». Я его останавливаю и говорю: «У него есть великая азербайджанская культура. Пусть и будет азербайджанцем». А я тогда кто? Русский русский? Русский у нас теперь просто прилагательное, что ли? Все, кто здесь живут, русские?
ЭБ: Да, это очень надуманная ситуация, опасная для неподготовленных умов. Можно, конечно, говорить, что ты лакец, будучи русским. Но если ты в первую очередь русский – то прежде говори об этом. Если сейчас Рамзан Кадыров выйдет и скажет: «Я русский», то это будет чистая ситуация, потому что он ежедневно показывает, кто он есть в первую очередь, говоря: «Аллах Акбар» и «Ахмат – сила». Он из этого состояния может сделать следующий шаг, но он не изменит своему чеченскому. Он этим обогащает имперское начало, ведь Чечня находится в составе России. И он чувствует эту иерархию. То есть в ядре он чеченец, а как бы «над» – он русский. Если мы начинаем говорить, что мы лакцы, а в ядре мы непонятно кто, то мы и останемся непонятно кем. Ни лакцами, ни русскими мы не станем.
АБ: К
