Книга Северные истории. Книга II. Потерянная жена - Глиссуар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему ты говорил, что твоя жена в печали и молчании? — украдкой шепнул старик Рейвину. — Как по мне, она в отличном настроении. И не вспомню, когда прежде видел ее такой.
— В самом деле, — задумчиво откликнулся Эстергар. — Не иначе, ваш приезд так ее развеселил.
— О, это не удивительно! — расхохотался лорд Хэнред.
Во время обеда, на который спешно подали все самое лучшее из того, что было, леди Эстергар мило щебетала и лучезарно улыбалась лорду Хэнреду и всячески подбадривала его рассказывать истории. Старик, как всегда в таких случаях, терялся и долго не мог выбрать, о чем поведать.
— Лучше после трапезы лорд Хэнред споет нам что-нибудь, — поспешил предложить Рейвин, который уже слышал абсолютно все истории лорда Хэнреда по несколько раз.
— Да, это еще лучше! — с воодушевлением подхватила Лейлис. — Только не здесь, слишком шумно. В библиотеке или… да, в малом зале. Я сейчас распоряжусь, чтобы там все приготовили. Какой инструмент вы предпочитаете, лорд Айбер?
— Ха, а много ли их у твоего мужа?
— Не припоминаю… — задумчиво протянула Лейлис, — кажется, я еще не смотрела…
— В нашей семье мало кто любил музыку, — признал Рейвин.
— Была бы любая лютня, а лучше мандолина с целыми струнами, а дальше я сам разберусь, что с ней делать, — заверил их лорд Айбер.
Одна великолепная старинная мандолина с золоченым грифом и расписным корпусом действительно нашлась в одном из хранилищ. Старик по привычке поворчал, что «лютня» — как он пренебрежительно называл все, на чем полагалось играть, перебирая струны — должно быть, была сделана, когда был мальчиком тот лорд, что умер от старости, когда всех присутствующих еще не было на свете, но после все же признал, что инструмент изготовлен мастером. Пока лорд Хэнред настраивал и приводил в порядок мандолину, леди Эстергар приказала слугам зажечь побольше свечей в малом зале, подать горячего вина, сыра и сладостей.
Удобно устроившись рядом с Рейвином в его же широком кресле, одной рукой обняв мужа за шею — что выглядело бы совершенно непристойным, будь это при ком-то постороннем — молодая хозяйка приготовилась слушать.
— Какую песню вы хотите услышать от старика? — распевно начал Хэнред. — Я ходил по девяти землям трижды по девять лет и знаю столько же песен на каждом из известных языков…
— Спой ту южную, про степи! — воскликнула Лейлис. — Мою любимую.
— Это которую? — старик наиграл несколько трезвучий. — Пылают пожары в степи нелюдимой…
— Нет, нет, не эту. Дороги…
— Ах, эту? Нечего говорить, очень южная песня, ее уже не одну сотню лет поют на нашем языке… Ну, хорошо. Притихните все, я начинаю.
Эх, дороги… Пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян…
Голос у старика был все еще сильным и удивительно глубоким, мелодичным — едва ли хуже, чем в молодости.
Знать не можешь доли своей:
Может, крылья сложишь посреди степей…
— Что это означает, про крылья? — шепотом поинтересовался Рейвин между куплетами.
— Тише! — тут же шикнула на него Лейлис. — Это идет из древних поэтических текстов Империи, они сравнивали жизнь человека с полетом птицы.
А дорога дальше мчится, пылится, клубится,
А кругом земля дымится, чужая земля…
— А это про погребальные костры степняков, — все так же шепотом пояснила Лейлис, наклонившись к мужу.
— Не знал, что вы так любите музыку, — произнес Эстергар со странной для самого себя неприязнью в голосе.
— Что ты, очень люблю, — заверила его Лейлис. — Если бы не песни и музыка, как бы мы жили? Лорд Айбер, а спойте теперь ту, про спящих в курганах…
***
Как Рейвин вспоминал потом — все началось с праздника. Точнее, с намерения Лейлис его устроить.
Как-то за ужином в узком кругу лорд Хэнред обмолвился, что родился в самый, как считалось, несчастливый день года — в первый день зимы. И леди Эстергар так и загорелась энтузиазмом.
— Это же совсем скоро! — воскликнула она. — Сколько же тебе исполняется?
— О, возраст солидный — пойдет шестой десяток, — усмехнулся Хэнред.
— Шестой, как шестой? Не-е-ет, ты обманываешь, старик! Обманываешь женщину! Восьмой или… уже девятый?!
— Что же, миледи, я, по-вашему, настолько стар?
— Ты очень старый человек. Я никогда не видела, чтобы настолько старый мужчина мог носить меч. Ты необыкновенный! — развеселилась Лейлис. — Скажи, сколько лет тебе исполнится? Ну, говори же!
— Вы были недалеки от истины, миледи. Девятый десяток пойдет мне через год. А пока что всего семьдесят девять.
«А может, зря я беспокоюсь? — думал Рейвин, наблюдая со стороны за их шуточной перепалкой. — Когда она последний раз была так весела и приветлива? Разве что летом».
— …если только мой дорогой супруг не будет против. Не будет ведь?
Он все пропустил, думая о своем и не вслушиваясь в их мирное щебетание.
— Простите меня, я, кажется, отвлекся. О чем речь?
— Мы должны устроить праздник в честь нашего гостя, — охотно пояснила Лейлис.
— Что, в первый день зимы? — скептически осведомился Эстергар.
— Именно. Устроим пир. Хлеб и дратха, южное вино и песни… и что еще нужно для веселья?
— Мясо, конечно же! — тут же подсказал Хэнред.
— Точно, и зажарим оленя.
— Где же мы его возьмем? — сухо поинтересовался лорд Рейвин. — Вы, должно быть, позабыли, что олени уже лет пятьдесят как перестали водиться в моих землях.
— Слава Неизвестному, все еще водятся в моих. Твой покойный отец всегда приезжал ко мне, когда…
— Нет, так далеко за оленем в начале зимы я не отправлюсь.
— Любое другое животное с четырьмя копытами и жирными боками подойдет, — заявила Лейлис. — Хотя бы и кабан. У кабана ведь есть копыта? Достаньте свежее мясо, а уж я разберусь, с чем его лучше зажарить. Не подавать же солонину за праздничным столом?! Даю вам слово, такого позора не будет, покуда я здесь хозяйка!
— Твоя жена знает толк в развлечениях, а? — старик подтолкнул своего лорда в бок.
Рейвину не слишком хотелось отправляться на охоту в такое время, но Лейлис настаивала, и лорд в конце концов сдался. В самом деле, может быть, праздник — именно то, что всем им теперь нужно? Еще с вечера Рейвин сам собрал свою походную сумку, сложив туда все необходимое на несколько дней, в том числе маленькую деревянную баночку с жаркой мазью. А утром, задолго до рассвета и за пару часов до условленного с товарищами времени, он вдруг проснулся оттого, что что-то было не в порядке. В спальне было почти светло, потому что горел камин, не забранный чугунной заслонкой, а Лейлис сидела в кресле у огня, кутаясь в домашний шерстяной плащ поверх
