Книга Заговор по-венециански - Джон Трейс

— Тебе адвоката найти?

— Да нет, — улыбается Том, — ничего серьезного. Долго меня не продержат.

Через минуту он уже грузится в катер карабинеров, пришвартованный у отеля.

Во время недолгого пути в штаб-квартиру никто почти не разговаривает. Сам штаб представляет собой вытянутое, тщательно отреставрированное двухэтажное здание: стены цвета лососины, коричневые ставни, камеры наблюдения и двери на электронных замках. Окна в кабинете Валентины, как и у майора, выходят на канал и на газоны при музее, где двое мальчишек гоняют мяч.

— Кофе? — предлагает Валентина, когда все усаживаются на пластиковые стулья у дешевого стола, заваленного страшно важными документами.

Том сидит, скрестив руки на груди и вытянув ноги.

— Нет, я лучше выслушаю ваши объяснения.

— Всему свое время. Давно ли вы… дружите с Тиной?

— Что-что?

— С журналисткой — Тиной Риччи — вы давно знакомы?

Том одаривает Валентину злобным взглядом. Да по какому праву лезут в его личную жизнь?! Валентина встречает взгляд безразлично. Ждет ответа.

Наконец Том отвечает:

— Мы познакомились тут, в Венеции. Прежде я Тину не знал. Это и правда важно?

— Так мало знакомы и так сильно сблизились, что провели ночь вместе?

— Не ваше дело! — вскакивает Том, опрокинув стул.

Бальдони нервно заступает ему дорогу к двери.

— Прошу вас, — говорит он, указывая на упавший стул. — Можем провести разговор в присутствии магистрата. Атмосфера будет куда формальнее и очень неприятная.

Том поднимает стул.

— Боже мой, да чего вам надо? Я лишь пытался помочь человеку, который вытягивал из проклятого канала труп девушки. С тех пор вы допытываетесь подробностей моей личной жизни и вот хотите знать о моих знакомых.

— Прошу, присядьте и войдите хотя бы ненадолго в наше положение.

Устало вздохнув, Том садится, а девушка-лейтенант тем временем заканчивает излагать свою позицию:

— Многие годы вы служили приходским священником и вели, как я полагаю, спокойную, мирную и воздержанную жизнь. — Она выгибает тонкую бровь. — Затем ни с того ни с сего убиваете двух человек и, оставив пост, покидаете континент, летите в Венецию, где — совершенно неожиданно! — находите труп. А после… — Тут она смотрит на Тома с полнейшим недоверием. — В завершение всего завязываете отношения с американкой, которую впервые в жизни видите. Это все, конечно, может оказаться цепочкой совпадений, но ведь наша работа в том и заключается, чтобы проверять все до последней мелочи. Даже если придется часами задавать вам возмутительные вопросы о личной жизни.

— Прекрасно! — Том сдерживает нарастающий гнев. — Тогда и вы войдите в мое положение: я, как примерный гражданин, попытался защитить от изнасилования девушку. Не успел — насильники свое дело сделали, буквально в паре шагов от меня.

Воспоминания заставляют его умолкнуть. Том задумывается, как сейчас живет изнасилованная девушка, как пытается собрать по кусочкам разбитую жизнь.

— В ту ночь мне пришлось защищаться, спасать свою жизнь, и в результате я сам убил двоих.

Всплывает еще больше тяжелых воспоминаний: лицо мертвого парня, совершенно белое… Кровь на рубашке, двое мертвых — тех, кого, наверное, можно было не убивать, остановить…

— И вот вы спрашиваете, — продолжает Том, — как чувствует себя человек в такой ситуации. Верно он поступил или ошибся? Простит ли его Бог или, напротив, разгневается? — Карабинеры молчат, а значит, Том нашел верную нить разговора. — Ну, наверное, человеку будет так же плохо, как и мне, так же больно. Он, как и я, ощутит себя потерянным и отчаянно захочет бежать от всего как можно дальше.

Ни Валентина, ни Рокко не произносят ни слова, когда Том берет со стола пластиковую бутылку воды и наливает себе. Стакан грязный, мутный — из него, наверное, пило много народу, но Тома это ничуть не смущает.

— Что до меня и Тины… — Гнев достиг точки кипения. — Я расскажу, хотя дело и правда не ваше. Да, мы едва знаем друг друга, и мы очень сблизились. И слава богу! Может, меня за это и отправят гореть в аду — в чем я лично сомневаюсь, — однако прямо сейчас мне кажется, что, завязав отношения с Тиной, я совершил единственно верный поступок.

— Простите, — говорит Валентина.

Какое-то время она изучающе смотрит на Тома; страсть в его голосе подлинна. Даже больше — она трогает, впечатляет. Карвальо предупредил: прежде чем доверять бывшему священнику то, что они хотят ему доверить, надо его испытать, от и до. Валентина еще раз смотрит Тому в глаза. Она хорошо разбирается в людях, а этот тип не моргнет, не вздрогнет.

Убедившись, что Том ничего не скрывает, Валентина делает знак напарнику:

— Рокко, покажи ему отчет.

Бальдони передает Тому папку.

— Отчет судмедэксперта, — говорит он.

Поморщившись, Том пытается отказаться:

— Если в папке фотографии, я предпочел бы не смотреть. Удовольствия такие снимки мне не доставляют. Лучше пойду.

Забрав у него папку, Валентина открывает отчет на нужной странице.

— Обычно гражданским мы такие документы не показываем. — Разворачивает папку на сто восемьдесят градусов и возвращает Тому. — Не только вам, но и нам удовольствия это не доставляет. Простите, конечно, сейчас никто из нас приятного себе позволить не может. Нравится вам или нет, дело об убийстве Моники Видич всех нас связало.

Том смотрит в отчет. Он ожидал увидеть мрачные снимки а-ля постмодерн, однако здесь нечто иное: вроде фоторобота погибшей. Каждая рана, нанесенная убийцей, обозначена стрелочкой, пронумерована и описана. Отложив папку, Том отталкивает ее.

— Простите, я так и не понял, каким образом это относится ко мне?

Встав с места, Валентина обходит стол и садится на его краешек рядом с Томом. Настолько близко, что чувствует напряжение его личного пространства.

— Во время первого нашего разговора вы сказали нечто, что поразило нас с майором Карвальо. Вы сказали, цитирую: «Тут поработал сам дьявол». Помните?

Том снова смотрит на схему в папке.

— Помню, — говорит он.

— Ну так вот, возможно, вы были правы. — Валентина снова подвигает папку к Тому. — Внизу приведено общее количество ран на теле убитой. Судмедэксперт пересчитал их, наш майор пересчитал их, даже Рокко пересчитал раны… Их ровно шестьсот шестьдесят шесть. Шесть, шесть, шесть. Кажется, для вас это число имеет большее значение.

Глава 18

Появляется поднос с кофе, а значит, Тому больше нечего опасаться. Он взбалтывает чашку эспрессо и залпом выпивает, как рюмку водки. Взгляд Тома по-прежнему прикован к схематическому изображению трупа и шестистам шестидесяти шести ранам.