Книга Достоевский in love - Алекс Кристофи

него.

Федор предложил себя в качестве учителя для Паши, умного, но рассеянного мальчика, не испытывавшего интереса к учебе, и подружился с мужем и женой, как будто он был просто благодетелем; давая уроки младшему Исаеву, он имел возможность познакомиться с Марией Дмитриевной поближе. Чем лучше он узнавал ее, тем больше убеждался, что любит ее и что она любит его в ответ. Наконец он получил ответ на вопрос, выгравированный на медальоне матери: «Чувство любви наполняет мое сердце; когда же и ты почувствуешь ее?»[181] Что бы мать подумала о своем втором сыне, узнав, что впервые влюбился он уже за тридцать, рядовым в Сибири, и в замужнюю женщину?

Несмотря на ожидания всех знакомых, Исаев умудрился найти другую работу. С унизительным понижением до асессора, но все-таки работу! Подвох был в том, что работа находилась в Кузнецке[182], на 700 верст глубже в Сибирь, что для Федора означало прощание с Марией, возможно, навсегда. «И ведь она согласна, не противоречит, вот что возмутительно!»[183] – объяснил Федор Врангелю[184].

В день, когда Исаевы должны были уехать, Врангель, предоставивший им экипажи (денег на переезд у супругов не было), устроил для них прощальный вечер. Выпили шампанского «на дорожку». Желая доставить Достоевскому возможность попрощаться с Марией Дмитриевной наедине, барон накачал шампанским ее муженька и забрал его в свою коляску, где тот скоро заснул как убитый, после чего его загрузили в коляску Врангеля. Федор сел во второй экипаж с Марией. Была ясная, лунная ночь. Остановившись у соснового бора за городом, любовники обнялись и расплакались. Затем Федор с Врангелем переложили Исаева в экипаж Марии и попрощались. Лошади тронулись.

Федор стоял застыв на месте, не ощущая, как слезы катятся по щекам. Вот уже повозка еле виднеется в клубах снежной пыли, вот уже затихает вдали почтовый колокольчик… наконец не осталось и эха. Врангель мягко взял его за руку; как бы очнувшись от долгого сна, он без слов сел в экипаж. Дома, надев по привычке мягкие туфли, все шагал и шагал по комнате, что-то говорил сам с собою ночь напролет, до самого рассвета; утром, измученный, отправился на учения. Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть[185].

Вот уж две недели, как я не знаю, куда деваться от грусти[186]. Как влюбленный подросток мыкался он по всему городу, надеясь, что с экипажем из Кузнецка придет письмо. Отправился на старую квартиру Исаевых – забрать горшок с плющом; собака радостно приветствовала его, но отказалась покидать дом. Он написал Марии, но письмо только напомнило ему о разделявшем их расстоянии. В сумерках, когда он обычно нанес бы Исаевым визит, его охватило горе. Сердце мое всегда было такого свойства, что прирастает к тому, что мило, так что надо потом отрывать и кровенить его[187].

В Семипалатинске он стал записывать воспоминания о времени, проведенном в остроге. Мысленно он сочинял их все время своего заключения, просто кипел идеями. Не мог дождаться возможности перенести их на бумагу, но затем встретил Марию, и – я не мог писать. Одно обстоятельство, один случай, долго медливший в моей жизни и наконец посетивший меня, увлек и поглотил меня совершенно. Я был счастлив, я не мог работать[188]. Теперь, когда она покинула его, он стал несчастен – но снова мог писать. Даже работал над комической повестью, «Село Степанчиково и его обитатели», о пассивно-агрессивном псевдоинтеллектуале средних лет, который начинает вмешиваться в дела ничего не подозревающей семьи. Он также нагонял свое пятилетнее отставание по чтению. Тургенев в 1852 году издал свой первый сборник рассказов, «Записки охотника», принесших ему славу. Тургенев мне нравится наиболее – жаль только, что при огромном таланте в нем много невыдержанности. Л. Т. мне очень нравится, но, по моему мнению, много не напишет (впрочем, может быть, я ошибаюсь)[189].

Но как ни пытался он отвлечься, изнывал от желания встретиться с Марией. Составил целый план, как повидаться с ней в Змиеве, в 150 верстах от Семипалатинска. Он пожалуется начальству на нездоровье, а Мария придумает свое оправдание, чтобы покинуть Исаева. Сочувствующий доктор подписал Федору больничный лист, и на одолженных лошадях Федор отправился в Змиев, находившийся в дне пути от него. Но Марии там не нашел. Вместо себя она послала записку, где объясняла, что не может приехать, потому что ее обстоятельства изменились. Он устало забрался в экипаж и провел еще один день в дороге домой. Затем, в августе 1855, она написала ему – сообщить, что муж ее умер. И осталась она после него с малолетним ребенком в уезде далеком и зверском, в нищете безнадежной[190]. Федор и раньше хотел быть с Марией, но теперь, учитывая ее обстоятельства, стремление его можно было считать галантным. Он выслал ей свои последние 25 рублей вместе с предложением брака и принялся ждать, пока письмо не преодолеет отделявшие его от Кузнецка сотни заснеженных верст. Ответ прибыл через неделю. Мария Дмитриевна отказала: выйти за рядового она не могла.

Федор остро ощущал разделявшее их расстояние, и наивная попытка удостовериться в том, что Мария его не забыла, отличалась деликатностью слона в посудной лавке. Он написал ей обо всех вечерах, которые посещал на Масленицу, не забыв упомянуть и всех местных дам, с которыми танцевал. Результат был прямо противоположный. Мария ответила, что читать о том, как единственный друг забывает ее, было мучительно. Что хуже, до того еще, как он успел сочинить ответ, она написала снова, спрашивая дружеского совета: принять ли ей предложение одного высокопоставленного пожилого господина?

Федор прорыдал всю ночь. Едва понимаю, как живу. Велика радость любви, но страдания так ужасны, что лучше бы никогда не любить[191]. Он зациклился на идее, что в точности проживает сюжет собственного романа «Бедные люди». Прекрасная покинутая девушка и бедный, преданный мужчина постарше, который любил ее крепче жизни, но не мог обеспечить; девушку у него похитил обеспеченный соперник, которого она даже не любила. В ответном письме Федор угрожал покончить с собой и умолял ее не давать никаких обетов. Никогда в жизни я не выносил такого отчаяния… Сердце сосет тоска смертельная, ночью сны, вскрикиванья, горловые спазмы душат меня, слезы то запрутся упорно, то хлынут ручьем. Отказаться мне от нее невозможно никак, ни в каком случае. Любовь в мои лета