Книга Из давних времен Христианской Церкви - Алексей Петрович Лебедев

первого христианского императора. Константин, произнося свои поучения, смиренно сознавал, что дело христианского учительства есть дело нелегкое, и просил в его беседах ценить выше всего то, благое расположение, с каким он берется за этот труд. «Внимайте благосклонно вы, искренние чтители Бога, говорил он, обращаясь к своим слушателям, внимайте не только слову, сколько истине слов, и взирайте не на меня, лицо говорящее, а на благочестивое мое расположение; ибо какая будет польза в словах, если вы не будете уверены в сердечных расположениях говорящего к вам? Может быть, я решаюсь на дело трудное, но причиной такой решимости служит вкорененная во мне любовь к Богу, она, да укрепит робкого. При этом, я испрашиваю себе помощи у вас, особенно у сведущих в божественных таинствах, чтобы следя за мной, вы исправляли всякую погрешность, если какая случится в словах моих. Высшее внушение от Отца и Сына да поможет мне ныне высказать то, что положили Они мне на язык и сердце». (Константин. Речь к обществу верных, гл. 2).

Учитель, прежде чем начать изложение христианских истин, обращался с молитвенным воззванием к Подателю всех благ – Христу. «Ты, Христе, Спасителю всех, взывал Константин, споспешествуй моей ревности по благочестию. Сам прииди и указуя мне образ благоговейного вещания, укрась мое рассуждение о Твоей силе». (Там же, гл. 10).

Можно составить себе определенное понятие и о том, о чем говорил царь со своими слушателями. Темами его поучений было обличение заблуждений многобожия, причем наставник доказывал, что суеверие язычников есть обман и прикрытие безбожия; учение о мироправящем Божестве или о всеобщем и частном Промысле; учение о домостроительстве нашего спасения, причем раскрывалось, что домостроительство должно было совершиться так, как оно и совершилось; истина правосудия Божия. Иногда его речь переходила на практическую почву. Он говорил против корыстолюбивых правителей, хищников и любостяжателей. Царь при этом имел в виду обличить и наставить на путь правый того или другого из его подчиненных, замеченного в алчном корыстолюбии и присутствовавшего на царских собеседованиях. Император раскрывал мысль, что вручая управление известной областью тому или другому лицу, он вручает ее не по своей, а по Божьей воле, а потому хищник некогда должен будет отдать отчет в своих делах Великому Царю. Обличения императора попадали в цель, виновные смущались и потупляли глаза. Обличительные поучения царь говорил нередко. Но по замечанию историка, к сожалению, вразумления царские не всегда производили должное действие: обличаемые, казалось, раскаивались, но на самом деле продолжали грабить лиц, вверенных их управлению (4, 29). Раз августейший проповедник в обычном собрании слушателей во дворце произнес речь в память какого-то усопшего (funebrem orationem – погребальная молитва (лат.)); в ней он подробно раскрыл учение о бессмертии души, рассуждал о людях, проведших жизнь свою благочестиво, и о благах, какие Бог уготовал избранным своим; в заключение распространился о том, какая участь ожидает нечестивых и в особенности не принимающих христианства – язычников, поклоняющихся многим богам. Речь государя произвела заметно сильное впечатление на слушателей. Пользуясь этим впечатлением, царственный наставник спросил одного языческого философа, бывшего в числе слушателей, как он думает о слышанном? Спрошенный не мог не похвалить сказанного царем против многобожия, хотя он и понимал, что хваля царя, он тем самым порицает себя (4, 55).

Ревнуя о христианско-религиозном воспитании народа, царь в свободное от дел правительственных время составил молитву, которую потом приказал читать солдатам в день воскресный (4, 20). Трогательна также забота царя о богослужебных нуждах жителей Константинополя, трогательна по той крайней обдуманности и внимательности, с какой царь хочет удовлетворить насущной потребности. Оказалось, что в Константинополе с умножением христиан умножались и церкви, но не все церкви имели употребляющиеся при богослужении книги Священного Писания. Как скоро царь узнал об этом, сейчас же написал к Евсевию Кесарийскому следующее письмо, в котором царь, кажется, не забыл ни о чем относящемся к делу. «Прими со всей готовностью наше решение, писал Константин. Мы заблагорассудили, чтобы ты приказал опытным, отлично знающим свое искусство писцам написать на обделанном пергаменте пятьдесят экземпляров книг, которые было бы удобно читать и легко переносить с места на место. В этих книгах должно содержаться божественное писание, какое, по твоим представлениям, особенно нужно иметь и употреблять в храмах. Ради этой цели нами послана грамота к правителю округа, чтобы он озаботился доставкой всего нужного для их приготовления. Наискорейшая переписка их будет зависеть от твоих хлопот. Для перевозки переписанных книг это письмо наше даст тебе право взять две общественные подводы, на которых прекрасно изготовленные свитки легко будет тебе доставить ко мне. Такое дело исполнит один из диаконов твоей церкви, и по прибытии его к нам мы наградим его как следует». Отсюда с полной очевидностью видно, как близки были душе царя религиозные нужды жителей столицы, сограждан Константина. Разумеется, Евсевий немедленно исполнил царскую волю, он приказал приготовить роскошные свитки Священного Писания и послал их по назначению (4, 34, 36–37).

Вкореняя истины христианского исповедания и дух благочестия в лицах окружающих его и в народе царствующего города, Константин усердно старался утверждать дух христианского благочестия, что наперед можно предполагать, в своем семействе, в сердцах детей своих. Об этом сохранилось немного известий, но зато они с полной ясностью свидетельствуют о ревности царя сделать его детей подражателями благочестию отца. Лишь только дети Константина достигли того возраста, когда начинается обучение, он «приставил к ним учителей, мужей известнейших своей набожностью» (4, 51). В основу воспитания принцев положены начала христианские. Особенно известен был глубоким христианским просвещением учитель старшего сына Константина Криспа – Лактанций, этот замечательный христианский писатель и апологет, имя которого занимает почетное место в списке ученых мужей древне-латинской Церкви. Но самым лучшим руководителем детей Константина на поприще благочестия, конечно, был сам Константин. По свидетельству Евсевия, царь «посредством личных наставлений питал своих детей божественным учением», внушал им подражать его собственному благочестию (4, 52). Весьма вероятно, что дети Константина были всегдашними слушателями его религиозных собеседований, о которых мы говорили выше. Главными правилами, которые старался царственный отец внушить своим детям, были такие: познание Царя всех – Бога – и благочестие нужно предпочитать и богатству и самому царству; надлежит иметь попечение о Божией церкви; нужно открыто и небоязненно исповедовать себя христианами. Внушая им такие и подобные правила в личных беседах, Константин брал на себя труд наставлять детей своих и посредством писем, если они предпринимали путешествия. Отчасти под влиянием отеческих уроков, а частью и по собственному побуждению дети царя «в самых царских