Книга Мое открытие Москвы: Новеллы - Евгений Иванович Осетров

время считали, что Царь-пушка - своего рода обманка-декорация, отлитая для устрашения. Подробное изучение показало, что орудие предназначалось для стрельбы. Стояла Царь-пушка не в Кремле, а в Китай-городе, защищая переправу через Москву-реку и Спасские ворота. Стрелять можно было только с особого лафета. Ныне пушка покоится на новом станке, и ядра, лежащие возле нее, декоративные, отлитые в прошлом столетии.

Андрей Чохов мастер был отменный. Крепость и раньше видела богатырские орудия, но никогда еще на холме не стояла пушка весом 2100 пудов - около сорока тонн, - длиною почти пять с половиной метров, а диаметр дула, то есть калибр, составлял чуть ли не метр… По своему устройству она мортира, предназначенная для стрельбы каменной картечью.

Немногие знают, что у Царь-пушки есть младший брат - пушка «Царь Ахиллес», отлитая также Андреем Чоховым. Название примечательно - Москва знала издавна быстроногого и непобедимого героя, как и других гомеровских героев Троянской войны. «Ахиллес» В настоящее время находится в артиллерийском музее города на Неве. Отливал ее Андрей Чохов со своими учениками также на Московском пушечном дворе, позднее, чем Царь-пушку, которой «Ахиллес» немного уступает по размеру и весу.

Царь-пушка - знаменитейшее, но не единственное древнее орудие холма над Москвой-рекой. И поныне стоят на Троицкой площади медные «боги войны». Их ревностно почитали в старину, давая им причудливые наименования. Есть отлитые Андреем Чоховым «Троил» и «Аспид». Троил - Троянский царь, Аспид - крылатый змей с двумя хоботами и клювом. Есть «Единорог», отлитый в семнадцатом веке и украшенный затейливыми медными травами. Паши пращуры называли единорогом фантастического однорогого коня, в честь которого сияло и небесное созвездие. Единорогом именовали и другие орудия с коническим казенником. Отсюда солдатская присказка: «Пушка сама по себе, а единорог - сам по себе». Есть пищаль, которую назвали именем легендарной птицы Гамаюн, чье сладостное и звучное пение означало близость смерти. Нравилось ратным людям называть пушки именами хищных зверей и птиц. Отсюда «Лев», «Орел», «Волк». Вот мортира. Возле нее, по московскому преданию, хлопотал щеголеватый - в красных сафьяновых сапожках - Лжедмитрий, еще не ведавший о близком и бесславном конце. Глядя на «Льва», вспоминаешь глуховские вишневые сады и белые хаты Сумщины. «Льва» отливал глуховский мастер Балашевич, не подозревавший, надо думать, что втянут в коварную игру Мазепой, украинским гетманом, задумавшим переметнуться к польскому королю, а затем вступившим в сговор с Карлом XII. Мазепа, чей герб запечатлен на «Орле», долго усыплял Петра льстивыми посланиями. Но недаром народ сложил поговорку: «Погиб, как швед под Полтавой»… После поражения Мазепа, страшась возмездия за измену, бежал к туркам, а его пушка украшает кремлевский холм.

Мирно дремлют пушки возле Арсенала, давным-давно никто не палил из них. Орудийное молчание красноречиво. Не слышим ли мы в нем хвалу неутомимому Чохову, что шестьдесят лет трудился на Пушечном дворе? Чоховские пушки были долговечными, некоторые из них участвовали в Северной войне, и Петр I распорядился орудия великого литейщика - мудрая предусмотрительность - хранить вечно, в назидание потомкам. Все же некоторые чоховские пушки разбрелись по свету. Стоят они и возле сурового замка под Стокгольмом, со времен Ливонской войны.

Орудия хочется каждому посмотреть, и возле них всегда полным-полно народу, бывает и так, что к ним и не проберешься. Посетители в сердцах говорят, что нынче на холме народа - пушкой не прошибешь.

По соседству с Иваном Великим, на Ивановской площади, на пьедестале стоит Царь-колокол.

Он не менее знаменит, чем Царь-пушка. Глядя на него, вспоминают самые прославленные била Древней Руси: вечевой колокол Господина Великого Новгорода, Большой Сысой - творение XVII века - на звоннице Ростова Великого, угличский колокол-бунтарь, отправленный Борисом Годуновым в ссылку, колокол Ивана Великого, первым начинавший трезвон в праздничные дни всей Москвы, про которую говорили: «Звонят сорок сороков» - так обозначалось количество церквей в белокаменной.

Отливал Царь-колокол Иван Моторин, знаменитый московский литейщик, с сыном Михаилом в 1733 - 1735 годах. В отливку пошел металл «дедовский» и «отцовский», и колокол - такого нигде еще не бывало - весил двести тонн.

В мире нет колокола, который превосходил бы Царь-колокол по весу. Самые знаменитые колокола Японии и Китая - не более трех тысяч пудов, европейские - не более тысячи. В Царь-колоколе, как я сказал, свыше 12 000 пудов. И сегодня эта цифра производит на нас впечатление. Что и говорить о только что начинавшейся послепетровской эпохе, когда все делалось вручную.

Было это в 1737 году. Отлитый колокол-гигант находился в яме, на строительных лесах, напоминая быка, готового издать рев. Приключился пожар, объявший кремлевский холм. Пылающие головни летели в Москву-реку. В этой огненной суматохе была сделана попытка спасти музыкального титана. Воду лили усердно, раскаленный металл треснул, и выпал кусок двухметровой высоты. Даже этот осколок вытащить из ямы нелегко - как-никак одиннадцать с половиной тонн веса. Лежали колокол и его отколовшаяся часть в земле без малого сто лет. В 1836 году подъем близнецов-братьев поручили архитектору Августу Монферрану, строившему в Петербурге Исаакиевский собор и основательно наторевшему в переносе тягчайших гранитных и мраморных глыб. Долго велись подготовительные работы. Когда на поверхность извлекли (на это потребовалось 42 минуты 33 секунды) толстостенный колпак, то все увидели, что его Поверхность украшена поясами рельефов, изображениями в рост Алексея Михайловича и Анны Иоанновны, иконами и надписями.

ПУШЕЧНО-ЛИТЕЙНЫЙ ДВОР НА РЕКЕ НЕГЛИННОЙ. ОСНОВАННЫЙ ПРИ ИВАНЕ III. Акварель An. Васнецова.

Конечно, в наши дни можно бы водрузить Царь-колокол на Ивановскую колокольню, но все так привыкли к тому, что «молчаливый бык» стоит внизу на привязи, - было бы жаль с ним расстаться.

ЦАРЬ-КОЛОКОЛ, ОТЛИТЫЙ ИЗ БРОНЗЫ В 1733 1735 ГОДАХ МАСТЕРАМИ И. Ф. МОТОРИНЫМ И ЕГО СЫНОМ МИХАИЛОМ

Пусть он - раз уж не попал на небо - пасется возле зеленой московской травы…

Безмерно было восхищение современников колокольщиками и пушечниками Моториными - Иваном и его сыном Михаилом. Недаром их имена отливались на певучей бронзе. Отец и сын принадлежали к числу хитрецов, как тогда говорили, что и в немцах (то есть у иностранцев) не отыщешь. Десятки пушек отлили Мото-рины, а их колокола звонили не только в Москве, но и в Петербурге, Киеве, Старой Руссе… Беззвучный Царь-колокол красноречиво повествует о том, какие дива дивные могли творить московские мастера.

Совсем недавно литая шапка была одета лесами. Двухсоттонного великана «прослушивали» и лечили. Сняли краску, позолотили венчающую часть, отчистили певучую бронзу,