Книга Большая Засада - Жоржи Амаду

Не стоит надолго останавливаться на интрижке Гуты и хозяина Насинью, потому что ничего нового здесь добавить нельзя. Ей едва исполнилось четырнадцать лет, это была уже оформившаяся женщина, в самый раз для постели — зуд между ног и сладкий запах табака. Она с нетерпением ждала, когда хозяин Насинью заметит ее. Не потому, что он был хозяин, а потому, что он был красивый. Получив послание с приказом явиться в контору, Гута была готова на все и счастлива. Как и всем предыдущим, ей не на что было жаловаться. Хозяин Насинью знал, как обращаться с женщиной, когда хотел ее, знал, что делать, чтобы продемонстрировать пренебрежение. Красивый и лживый как цыган — так о нем говорили.

И хотя с ней почти все было точь-в-точь как с остальными, Гута не примирилась с возвращением в мастерскую к скручиванию сигар на крутом бедре, а предпочла стать проституткой, но в Амаргозе не осталась: не хотелось страдать, видя, как он проходит мимо, не замечая ее. Она не бесилась и не желала ему зла, не плакала и не изрыгала проклятия, не вела себя нагло. Просто собрала узелок и сообщила тетке, хорошо ли, плохо ли, но заменявшей ей мать, которой у Гуты не было:

— Тетушка, благословите. Я ухожу.

— А почему ты здесь не останешься, дурочка? Сеу Валдемар из пекарни положил на тебя глаз, он мне сам об этом сказал.

В Амаргозе — ни Валдемар из пекарни, ни кто-либо другой: ей было тошно от этого места. С узелком на голове она направилась в Корта-Мау, где и обосновалась. Потом она пошла туда, где росло какао: настойчивые слухи об изобилии и роскоши соблазняли и притягивали проституток.

Она быстро и многому научилась и сочла себя достаточно умудренной, чтобы не позволять ни одному мужчине командовать собой. Гута не стала жить, как другие, проклиная на каждом углу изменчивые страсти. Не приняла она и предложения стать обеспеченной содержанкой — рабыней под плетью какого-нибудь богатого полковника. Она предпочла бродить, положившись на волю случая, по городам, селениям, местечкам, медвежьим углам, полным опасностей, даже похуже Большой Засады. Свободная и независимая. Будучи уже не первой молодости, она все еще пробуждала желание. Между ног у нее все еще горело, и она продолжала источать сладкий аромат табака.

Поумневшая и повидавшая, она все же не забыла хозяина Насинью. Его красоту, голубые глаза гринго, страстность и неудержимость. Изысканные манеры, лесть, красивые слова — всю эту ложь, которая нужна, только чтобы одурачить. И что с того? Он был хозяин, мог взять ее силой, попользоваться, будто тарелкой или ночным горшком. А вместо этого он обращался с ней, будто она была барышней из хорошей семьи, а не домашним животным, его собственностью, которая всегда к его услугам. Такого мужчину, пылкого и галантного, она непременно встретит, даже если придется искать день и ночь. Она чувствовала желание и стонала на груди других мужчин, но не было никого, подобного хозяину Насинью, красивому и лживому. Как цыган — так все говорили.

Услыхав, что цыгане разбили лагерь на той стороне реки, она стремглав выбежала, чтобы обо всем доподлинно разузнать. Кто знает, может, она увидит потерянное лицо, снова услышит ласковые обманчивые слова, и снова вернется та пахнущая табаком ночь в Амаргозе.

Первый цыган, которого она увидела, был Жозеф, который болтал, облокотившись о прилавок сеу Фадула. Она увидела его издалека, направляясь в сторону реки, и подошла, чтобы разглядеть получше: он напоминал хозяина Насинью разве что ростом. Старый, курчавая голова покрыта пылью, одежда ветхая и лоснящаяся — бедный бродяга. Но даже так она почувствовала или угадала в цыгане нечто, что было важнее внешности. Некую гордость и изящество, которые возвышали его над богачом из Амаргозы. Возвышали над хозяином Насинью? Вот глупость-то!

Но когда она увидела Мигела, стоявшего рядом с лошадью, ничто уже не казалось ей глупостью. Ее уже не волновали сходство, красота и ложь. Образ хозяина Насинью перестал мучить ее в тот же миг, исчезнув, как неуловимая тень, как далекое воспоминание.

Поиски закончились. Теперь Гута и помереть могла. Но не раньше, чем переспит хотя бы раз с этим царем вавилонским, который стоял и улыбался ей с того берега реки.

4

На прилавке звенели монеты. Жозеф намеревался оплатить провизию наличными, если это будет единственным способом сразу покончить с недоверием и сомнениями. В этих диких зарослях нужно держать ухо востро: тут больше крестов на кладбище, чем лачуг в селении. Но грустный час расплаты еще не наступил, игра едва началась. Жозеф попытался свести разговор к достоинствам животных:

— У меня есть хорошие и лучшие. Поголовье — первый сорт.

Фадул в общих чертах дал понять, что не прочь купить осла, но не выказал спешки, пустив это дело на самотек, — с цыганами надо вести себя хитро. Он сменил тему:

— Думаете задержаться?

— Здесь? Для чего? Да тут даже кастрюли чинить не надо… — Жозеф плюнул, демонстрируя золотые зубы. — С кем тут торговать? Ну кроме вашей милости.

— Вот увидишь — здесь все оживляется позже, когда приходят караваны. И работники, и проститутки. Народу тьма.

— Тьма?

Жозеф оглядел пустырь, редкие строения, гнилые соломенные хижины, заметил деревянный домик, в котором жили Корока и Бернарда. Взгляд задержался на фигуре наемника, стоявшего в дверях склада сухого какао. Взвесив все «за» и «против», он подытожил:

— Это самое красивое место на реке. Оно заслуживает лучшей судьбы. Да простит меня ваша милость.

Он сложил покупки в холщовую сумку. Сто раз пересчитал монеты в руке, но не отдал:

— Если ваша милость пожелает, я могу привести сюда животных. Всех, чтобы вы могли выбрать. Прямо сейчас.

Фадул не обратил внимания на странное обращение — ваша милость так, ваша милость сяк, — ему это показалось забавным: вот такая цыганская мудрость. Лесть для этого проныры была все лишь способом надуть половчее. Он правильно отреагировал на предложение сейчас же посмотреть ослов — принять его означало совершить негласную сделку:

— С ума сошел? Тащить сюда, через реку? Столько сложностей, и для чего?

— Вы говорили про осла…

— Да просто так. В любом случае ради этого не стоит так горячиться. Я потом туда пойду, у меня еще будет время.

— Но я не думаю здесь задерживаться.

— Но ты ведь тут заночуешь, так ведь?

Жозеф не сказал ни «да», ни «нет» — заманивал.

— Чтобы посмотреть на тьму народу? А что, оно того стоит? Уж простите за откровенность, но я сомневаюсь.

Он предложил другой выход, проще:

— Ваша милость пойдет со мной и выберет осла. Пока никто другой не купил.

Фадул держался непреклонно:

— Сейчас нет. Вот-вот клиенты подойдут. Приходи завтра утром, если получится, — взгляну на ослов.

Настаивать смысла не было, Жозеф привык к этой осторожной и хитрой игре. И если с другими правила не менялись, то уж с Турком тем более.