Книга Золотой раб - Пол Андерсон

приучились обуздывать душу.

– Ну… – Эодан ошеломленно покачал головой. – Дело не в этом. Я ничего другого не ждал. Слишком много видел захваченных женщин… Но сейчас она не хочет уходить со мной, Фрина!

Гречанка посмотрела на Викку, сидевшую с лицом, закрытым волосами. Осмотрела одежду, драгоценности и все остальное, к которому слеп мужчина. И кивнула.

– Твоя жена сказала, что она не просто подчинилась, – сказала она Эодану. – Она старалась понравиться Флавию. Она хотела этого.

Он вздрогнул.

– Ты ведьма?

– Всего лишь женщина, – ответила Фрина. – Эодан, подумай, если ты на это способен. Она верила, что ты умер, верно? Я слышала зимой сплетни в хозяйстве. А Флавий мужчина, и в этой женщине была жизнь, эта жизнь привлекла тебя сюда к ней в самую пасть волка! А что бы ты хотел, чтобы она делала?

Фрина так топнула, что пол задрожал. Из-под коротких мальчишеских волос она смотрела на Эодана. И ее презрительный взгляд обжигал его, как хлыстом.

– Она чувствует, что предала тебя, потому что добровольно целовала Флавия. Она отправляет тебя отсюда, а сама останется в клетке и будет дожидаться, пока она ему надоест и отправит ее в бордель; там она умрет, и ее труп выбросят в Тибр. И она обрекает себя на это по единственной причине: чтобы остаться живой женщиной! А ты, похотливый, орущий, самодовольный мужчина, думаешь, что можешь просто уйти от нее, как она просит?

Фрина схватила вазу и бросила ее на пол, ваза разбилась.

– Уходи, – сказала она. – Уходи, и пусть Эриннии заберут тебя, потому что я с тобой покончила!

Эодан долго переводил взгляд с одной на другую. Потом сказал:

– Забудь все, что я говорил о том, как благодарен тебе.

Он подошел к Викке, встал за ней, откинул ее голову и погладил.

– Прости меня, – сказал он. – Я многого не понимаю. Но ты пойдешь со мной, потому что я всегда любил тебя.

– Нет, – прошептала она. – Не пойду. Во мне нет удачи. Я не пойду с тобой.

Он печально думал о том, какой глубокой должна была быть рана Фрины. Но если он переживет эту ночь, если судьба приведет его назад в Ютландию¸ у него будет вся их жизни, чтобы понять и излечить.

Но сначала нужно уйти.

Сын Боерика спокойно сказал:

– Ты пойдешь с нами, Викка. И я больше ничего не желаю слышать об этом.

VIII

Но они оставались на месте. Эодану пришла в голову новая мысль. Когда он спросил Фрину, та одобрила – менее безнадежно, чем все остальное, что они могут попытаться сделать.

Они сидели в комнате и ждали. Почти не говорили. Эодан велел Викке отдыхать, и она легла на ложе. Смотрела в потолок, двигались только ее легкие. Эодан сидел рядом с ней и гладил ее волосы. Фрина сидела спиной к ним.

Ночь серела. Викка сказала, что Флавий ушел на какой-то пир. Эодан подумал, что ее служанки могут прийти к ней до возвращения Флавия. Будет рискованно пытаться захватить их.

Кимвр не думал, что будет рад увидеть снова Флавия не только как объект мщения, но когда наконец в коридоре послышалось «Вале!» и прозвучал смех, а потом начал открываться дверной запор, он прошел к двери, чувствуя себя более счастливым, чем когда-либо этой ночью.

Вошел Флавий. Он был в запятнанной вином тоге, венок сидел косо у него на голове. Он увидел Викку, сидящую на ложе, и поднял свободную руку.

– Ты не спишь, дорогая? Я не думал, что так задержусь. Как было скучно без тебя…

Эодан прикоснулся мечом к его спине и положил руку ему на плечо. Он так сильно сжал пальцы, что Флавий ахнул от боли.

– Если закричишь, ты мертвец, – сказал Эодан.

Фрина закрыла дверь. Флавий очень осторожно повернулся. Свет лампы блеснул на стали. На какое-то мгновение лицо римлянина исказилось: он пытался справиться с удивлением и опьянением. Потом лицо застыло. Свет отразился на мокром лбу, но в остальном Флавий взял себя в руки.

– Эодан, – сказал он. – Я не сразу тебя узнал, у тебя черные волосы.

– Не так громко, – сказала Фрина.

Она заперла дверь и подошла с другой стороны, держа кинжал так, чтобы нанести удар снизу вверх, как он ее научил.

– Где ты нашел этого красивого мальчика? – спросил Флавий, как будто насмешка может его защитить.

– Неважно, – ответил кимвр.

Он посмотрел в цвета ржавчины глаза Флавия. На них упал клок волос. Эодан представил себе, как Викка убирает их, и на мгновение его охватило пламя.

Год назад он вырвал бы Флавию сердце. Немного позже он нашел бы какое-нибудь укромное тихое место и растянул месть на несколько дней. Но в эту ночь он заставил себя успокоиться. Лезвие его меча почти касалось горла Флавия; римлянин попятился, прижался к стене и тяжело дышал, пытаясь сбросить тогу.

Эодан оскалил зубы и сказал:

– Ты у меня в большом кровном долгу. И никогда всей своей землей не мог бы заплатить его. Но я забуду об этом. Больше чести, если мы втроем вернем себе свою жизнь.

– Я могу освободить тебя, – произнес Флавий побелевшими губами.

Эодан невесело рассмеялся.

– И долго ли мы после этого проживем? Нет, ты обеспечишь нашу безопасность. Когда будем за пределами власти Рима, мы сможем отпустить тебя. А тем временем ты всегда будешь с нами. Этот меч будет у меня под плащом. Не пытайся обмануть нас и позвать на помощь, потому что, даже если мы не сможем освободиться, тебя я убью.

Флавий кивнул.

– Дай мне пройти, – сказал он.

Эодан на несколько дюймов отвел лезвие. Флавий пошел к столу, на ходу сбрасывая тогу. Эодан следовал за каждым его шагом. Флавий взял кувшин с вином, налил в чашу и осторожно выпил.

Потом повернулся и прямо посмотрел на Эодана.

– Мне интересно знать, как ты сбежал. Когда это кончится, я должен закрыть такую возможность.

Кимвр с удовольствием ответил:

– Часть пути проходит через постель твоей жены.

– Вот как.

Флавий снова кивнул. Сообразительность вернулась к нему; впрочем, он ее никогда надолго не терял. Лицо его превратилось в маску, только иногда на нем играла легкая улыбка. Он двигался с грацией дикой кошки, которую Эодан хорошо помнил, двигался спокойно и неторопливо.

– Неважно! – резко сказала Фрина. – Я поняла, что нам нужно делать. – Флавий оценивающе посмотрел на нее. – В это время года корабли ежедневно уходят во все порты. Ты обеспечишь небольшое плавание – такое, чтобы не вызвало толков, допустим, в Массилию в Галлии. Поплывем мы все