Книга Чугунные сапоги-скороходы - Дарья Донцова

– Вот гадость, – поежилась Ада Марковна. – Но как летающий паразит может помочь с прививками?

– Нужно сделать его носителем яиц-вакцин, – объяснила я, – насекомое укусит человека. И в зависимости от того, какой вакциной оно заряжено, человек будет привит от, допустим, кори или холеры.

– Бред! – коротко высказался Иван Никифорович.

– Глупее ничего не слышал, – подхватил Вадим Борисович.

– Идея безумная, – отреагировал Никита, – а как муха узнает, что кто-то из ее сородичей уже привил человека, и не наградит его второй, третьей дозой?

– И давайте вспомним о тех, кому по медицинским показаниям запрещена вакцинация, – продолжил Пирогов. – Беременные! Дети! Этот «ученый» чем думал? Только не говорите, что идиотская идея понравилась кому-то наверху и ее попытались воплотить в жизнь.

– А мне вот интересно, – перебила Вадима Ада, – каким образом новоявленный Эдвард Дженнер[2] собирался сделать мух живым шприцем с вакциной? Он хотел каждую жужжалку как-то изменить?

– Теперь вам понятно, почему Льва Марковича высмеяли коллеги, – сказала я. – А кое-кто вспомнил, что врача арестовали по делу врачей-убийц, но скоро выпустили, и решил настучать об идее Лапина кому следует. Итогом стало его увольнение с работы. На этом все могло и закончиться. Но Лев Маркович не хотел сидеть тихо, он стал обивать пороги разных учреждений, пытался устроиться на службу, обстоятельно излагал свои идеи насчет всемирной вакцинации. Вас же не удивит, что Лапина отовсюду выгоняли, а он не хотел уходить, скандалил, и тогда вызывали милицию. Потом одна из центральных газет опубликовала фельетон под названием «Муха в белом халате». Бойкий на руку журналист вдоволь поиздевался над идеями Лапина и завершил свою статью словами: «Предлагаю сшить для насекомых одежду медиков. Но это шутка. Муха в белом халате, которая всем без разбора начнет прививки делать, – сюжет для фантастического романа. В действительности ее не существует. И это радует».

Название понравилось коллегам борзописца, его стали цитировать. Естественно, при этом упоминали имя Льва Марковича. Эмма, тогда младенец, ничего о том времени не помнит. А Маргарита была студенткой медвуза, на нее стали косо смотреть преподаватели, учащиеся приклеили к ней кличку. Какую? Муха в белом халате. События, о которых говорила Эмма, разворачивались уже во времена правления Леонида Брежнева. Старшая дочь Льва оказалась под двойным давлением. Днем над ней потешались в вузе, а вечером она терпела скандалы сумасшедшего отца, тот требовал, чтобы дочь помогала ему, ухаживала за мухами, которых он разводил в гараже.

В конце концов Маргарита не выдержала, сменила фамилию Лапина на Воробьеву, которую носила ее мать, пошла к ректору, разрыдалась в его кабинете и рассказала о травле. Тот пожалел студентку, побеседовал со своим коллегой, и Воробьева продолжила учебу в другом медвузе, где ее никто не связывал с Львом Лапиным. Одновременно Маргарита ушла из дома. Маленькая Эмма не помнила сестру. Девочка жила в атмосфере постоянных скандалов, отец упрекал мать, кричал:

– Это ты виновата в том, что у меня ничего не получается.

А потом Лапин исчез! Когда дочь немного подросла, мама объяснила ей:

– Папа умер. Он был гениальный врач и ученый, но появился на свет не в свое время. Ему следовало родиться в двадцать первом веке, вот тогда бы его идеи могли захватить весь мир.

Эмма жила, зная, что отец скончался. Затем настал год, когда на тот свет ушла мать. Девочке исполнилось четырнадцать лет, она только поступила в медучилище и очень испугалась, что ее отправят в детдом. Но директриса учебного заведения успокоила первокурсницу:

– Тех, кто решил получить профессиональное образование, в интернат не забирают. Тебе, как сироте, будут платить стипендию. Считается, что на нее можно одеваться, питаться, платить коммунальные расходы.

Тот, кто так решил, определенно не жил на копейки, которые получала Эмма. Сначала она растерялась, потом ей пришло в голову сдавать две комнаты в квартире командированным, приезжавшим в Москву. Жизнь наладилась, но радость Эммы оказалась недолгой, домой вернулся… Лев Маркович.

Глава девятнадцатая

– Отец воскрес? – хмыкнула Ада Марковна.

– Он и не умирал, – объяснила я, – оказывается, Лев Маркович вывел в гараже-лаборатории экспериментальное насекомое и привил с его помощью от какой-то болезни Игоря, сына своей дочери Маргариты.

– Что? – воскликнули хором все мои слушатели.

– Сама с трудом поверила в это, – призналась я, – несколько раз спросила: «Вы уверены?» – «Да», – отвечала Эмма.

Коробков открыл бутылку с водой.

– Похоже на бред. Как ему это удалось?

– Лев узнал, что мальчик ходит в садик, – пояснила я, – он приготовил «шприц», зашел на территорию, где гуляли дети. В стране была советская власть, идиллическое время, охраны в детских учреждениях нет. Лапин сказал сотруднице:

– Я дедушка Игоря Воробьева, живу в другом городе, приехал в Москву на пару часов. Хочу посмотреть на мальчика.

Воспитательница привела малыша и сказала:

– К тебе дедушка приехал.

А потом отошла, чтобы не мешать встрече. Через некоторое время раздался вопль мальчика. Воспитательница бросилась на крик. Игорь рыдал, его ручонка распухала на глазах, дед исчез. Беднягу на скорой помощи отправили в клинику, он долго болел. Льва Марковича быстро нашли, осудили и отправили в психиатрическую лечебницу. Он провел там немало лет, а когда освободился, вернулся туда, где жил до ареста. Лев Маркович плохо выглядел, и он сильно изменился. Его гонор, гневливый характер куда-то подевались. Эмма помнила, как отец мог бросить в жену тарелку с супом, если в ней вдруг попадался кусок куриной кожи, или швырнуть на пол стакан молока, с которого не сняли пенку.

Я на секунду прервала рассказ.

Коробков бросил пустую бутылку из-под воды в мусорное ведро.

– Еще не вымерли все динозавры, которые пили кипяченое молоко. Я снимал противный налет ложкой, но никогда не выливал содержимое чашки на паркет.

– Лев Маркович мог устроить скандал из-за любой ерунды, – продолжала я, – но в последние годы своей длинной жизни Лапин стал сентиментальным, слезливым, стал носить кипу[3], посещать синагогу. А незадолго до смерти решил помириться с Маргаритой, попросил Эмму сходить к старшей сестре и пригласить ее к отцу.