Книга Служилые элиты Московского государства. Формирование, статус, интеграция. XV–XVI вв. - Михаил Бенцианов

Уже в 1542 г. в записи о приеме литовских послов несколько служилых князей: Роман Одоевский, Семен Трубецкой, братья Воротынские – находились в группе князей и детей боярских, которые «в думе не живут». Очевидно, пребывание в Москве имело для них уже постоянный характер[159]. К середине XVI в. служилые князья, окончательно утратив свой прежний характер, постепенно растворились в массе боярских фамилий, хотя их окончательное исчезновение растянулось еще на несколько десятков лет.

К князьям с индивидуальным статусом следует, вероятно, отнести и крещеных ногайских выходцев (Камбаровы, Теукечеевы и др.), которые, однако, занимали не слишком высокое положение в служебной иерархии и в рассматриваемый период находились в стороне от процессов, происходивших внутри Государева двора.

По-другому сложилась судьба родовых княжеских корпораций, которые нашли свою нишу в сформированной системе организации службы, а в силу многочисленности своих членов и прочных связей с московской аристократией на протяжении нескольких десятилетий были важным элементом структуры Государева двора. Уже во второй половине XV в. в Боярскую думу попали некоторые из князей Оболенских и Стародубских, к которым позднее присоединились также князья Суздальские, Ростовские и Ярославские.

Центральное правительство неоднократно демонстрировало заинтересованность в сохранении княжеских корпораций. В 1551, 1562 и в 1572 гг. были изданы специальные указы, консервирующие их родовое землевладение. В. Б. Кобрин справедливо полагал, что указ 1551 г. восходил еще к правовым нормам XV или даже XIV в., когда заключались соответствующие докончания с этими князьями[160]. Очевидно, что длительность сохранения в силе этих соглашений, даже в урезанном виде, имела под собой веские основания. В долговременной перспективе соблюдались только те договоры, которые реально отвечали интересам великокняжеской (царской) власти. Княжеские вотчины могли быть легко конфискованы Иваном III или его сыном Василием III под тем или иным предлогом, что неоднократно происходило на протяжении рассматриваемого периода.

Перечисление членов княжеских корпораций фиксируется в нескольких делопроизводственных документах. Для раннего времени вычленение в общих списках лиц – участников того или иного знаменательного события «княжеских» частей имеет несколько условный характер. В посольской записи 1495 г. о поездке в Литву Елены, дочери Ивана III, названо 7 человек, носивших княжеский титул и компактно помещенных впереди остальных детей боярских. Разряд новгородского похода «миром» 1495 г. содержит уже значительно большее количество имен под рубрикой «князи и дети боярские». Княжеская часть разрядной записи была записана впереди общего списка и содержит в себе 47 имен. Отдельными группами в ней были перечислены представители различных фамилий князей Оболенских, Суздальских, Стародубских, Ростовских, Ярославских и Белозерских. Список новгородского похода 1495 г. дополняется, хотя и не слишком отчетливо, разрядом свадьбы князя В. Д. Холмского и великой княжны Феодосии 1500 г.

В последнем документе список детей боярских «в поезде», скорее всего, представлял собой механическое объединение присутствовавших здесь, выполнявших различные церемониальные поручения. Определенная близость с разрядом 1495 г. обнаруживается в последовательном перечислении группы князей, начиная от Булгаковых-Патрикеевых и заканчивая И. С. Голенищем Андомским[161].

Возможно, отрывок одного из княжеских списков сохранился в свадебном разряде 1526 г. Среди детей боярских у постели разрядные книги называют исключительно князей Оболенских: Бориса Щепина, Петра Репнина, Осипа Тростенского, Ивана Овчину Телепнева, Константина и Дмитрия Курлятевых[162].

После этого княжеские списки неизвестны вплоть до 1542 г., когда на торжественном приеме литовских послов среди князей и детей боярских, которые «в думе не живут», упоминались под специальными рубриками князья Оболенские, Ростовские, Ярославские, Суздальские, Стародубские. Скорее всего, эти же рубрики присутствовали и в «дворовой книге» 1536/37 г. Княжеские списки сохранились также в свадебном разряде 1547 г. Здесь перечисляются князья Суздальские, Оболенские, Ярославские, назначенные в поезд на свадьбе Юрия Углицкого[163].

В Тысячной книге 1550 г. были представлены все существовавшие в середине XVI в. княжеские корпорации: князья Оболенские, Ярославские, Стародубские, Ростовские, Суздальские, Мосальские. Своеобразным дополнением к ней является разрядная запись о поездке во Владимир Ивана IV 1550 г.[164] Наибольшей полнотой отличаются княжеские рубрики Дворовой тетради. В отличие от всех перечисленных княжеских списков в этом источнике были представлены практически все лица, входившие в 50-х гг. XVI в. в состав родовых княжеских корпораций, что позволяет детально проанализировать их внутреннюю структуру и особенности их положения внутри Государева двора. Впрочем, не следует преувеличивать возможности Дворовой тетради. В некоторых случаях ее текст является испорченным или дефектным. Как заметил еще Р. Г. Скрынников, от списка князей Стародубских сохранилась только нижняя часть. В этой рубрике отсутствуют лица, известные Тысячной книге и продолжавшие свою службу во время составления Дворовой тетради. Неполна также рубрика князей Ростовских, в которой отсутствуют имена Ивана и Никиты Борисовых Лобановых. Вероятно, это было следствием опалы на боярина Семена Васильевича Звягу Ростовского, пострадавшего в 1553 г. после неудачной попытки бегства в Великое княжество Литовское. В ряде случаев невозможно точно определить соотнесение сделанных в этом источнике помет с перечисленными здесь лицами[165].

Заканчивая перечисление сохранившихся княжеских списков, следует выделить боярский список 1588/89 г. В опричные годы княжеские корпорации были распущены и вновь восстановлены только в правление Федора Ивановича, что и нашло свое отражение в этом документе, который во многих отношениях имел вторичный характер и копировал Дворовую тетрадь[166].