Книга Инструкция по ловле ведьм - Ирина Лещенко

Ага. Мне бы молчать, но я не выдерживаю и смеюсь.

— Обидчивые проповедники пошли. Что, оскорбились? Только за порог, а люди уже к ведьме бегут? — язвить было проще, чем бояться. — Это под вашим началом меня как зайца гоняют?

Деревенский проповедник, продолжая излучать довольство, разглядывал меня и отвечать не спешил.

— С рук бы тебе сошло всякое, но не убийство. — наконец говорит он и медленно растягивает губы в улыбке. — А теперь еще и святой рыцарь стал жертвой твоего колдовства. Сейчас решат, что с этим несчастным делать и насколько ты ему голову заморочила…

— Какое убийство? — я приподнимаю голову, с недоумением глядя в чересчур веселые темные глаза. — Кому я голову заморочила?

— Ну как какое. — охотно отзывается он. — Оборотням у нас не место, но не могу же я просто прибить нечисть эту? Все видели, как он с тобой уходил, а кем он был, никто и не узнает.

— Он не был оборотнем. — сиплю я и зажмуриваюсь. — Я же вывела яд…

— Ты либо светлый, либо темный. — наставительно замечает проповедник и поднимается. — Из тьмы назад дороги нет. Последняя ночь — проведи ее с пользой, помолись. Быть может, один из ликов Трехголового услышит тебя и осенит благодатью. За брата нашего мы будем молиться. Тебя не прошу, только рада будешь его бедам…

Я тебя сама осеню, мысленно обещаю я и сцепляю зубы. Так осеню, что мало не покажется, и все три лика от тебя отвернутся. И за погибшего ни за что парня, и за себя, и за рыцаря…

…через пару часов мимо протащили еще одного арестанта. Втолкнули в камеру напротив, загрохотали замками. Я, прикрывая глаза от мечущегося пламени факелов, съежилась на скамейке. Плечи болели невыносимо.

Остро запахло кровью.

Как только шаги стихли, подобралась поближе к решетке, напряженно всматриваясь в темноту. Хотелось бы верить, что я не права, но…

— Эй, рыцарь! — вполголоса позвала я, прижимаясь виском к холодному пруту. — Ты живой?

Тихий шорох.

— Да. — голос сиплый, едва слышный, как через губы разбитые. Я поежилась, пытаясь сесть поудобнее — руки, скованные позади, не давали никакого простора.

— Били? — мне хотелось думать, что это представление специально для меня, но только вот зачем? Верить в то, что светлые настолько опаскудились, не хотелось.

Тихий смех, перешедший в кашель.

— Не получилось. Договориться…не вышло.

— Это я и сама поняла. — бурчу я. — Это вроде как наказание, да?

Тишина, повисшая между нами, давит на уши.

— Незачем. Наказывать незачем. — Он тяжело ворочается, сгусток тьмы, чуть темнее камеры. — Наказали сначала, когда саном понизили…

— А потом? — я слышала, как мучительно трудно ему говорить, но не могла позволить замолчать. Казалось, пропади этот голос, и все, назад дороги не будет, я рехнусь и буду орать во всю мочь до самого утра, пока он там умирает — на расстоянии вытянутых с двух сторон рук.

— А потом я решил настаивать на справедливости. И потом тоже. И сейчас. — тихо отозвался светлый.

— Все равно же знаешь, что мне уже не помочь.

Пусть смерть с первыми лучами солнца грозит именно мне, жаль почему-то его. Может, потому что еще немного — и я расслышу треск, с которым все его идеалы, все правила и непреложные истины осыпаются на пол, как высохшие листья?

— Я клялся. — в голосе прорезается металл.

Я киваю, невидимая. Потом спохватываюсь.

— Бессмысленно. Себе же хуже сделал. — ноги затекают, как не меняй позу. — Когда выпустят?

Он смеется, но не отвечает.

— Ты меня без клятвы спасала, помнишь? — бормочет он. — А я вот не смог…

Мне становится жутко, хотя кажется, что дальше уже и некуда.

— Когда тебя выпустят? — в полный голос повторяю я.

— Рассвет мы будем встречать вместе. — почти весело говорит он и больше не отзывается.

Спустя какое-то время я сорвала голос — тут, в темноте, минуты тянулись, словно годы. Ни шороха, ни звука.

Я поджала под себя ноги в тщетной попытке согреться и разрыдалась.

Мой самозабвенный рев прервал голубой огонек, разгорающийся напротив камеры. Я кое-как вытерла слезы о поджатые колени и просипела:

— Живой?!

Каюсь, ничего другого меня не интересовало. Слишком страшно оказалось остаться одной.

Огонек разгорелся настолько, что осветил всю вокруг. Пальцы светлого дрожали, сжимая заветный фиал, темные пятна оставались на стекле, но держал он цепко.

— Так…нестрашно. — просипел он.

В холодном свете была видна каждая черточка. Лицо было нетронуто, только от правого уха тянулась блестящая змейка крови, но дышал он с таким трудом, что ясно было — отбили если и не все, то многое.

— Лицо нельзя трогать. — прошептала я скорее себе, чем ему. — А то скажут еще, что пытками признание выбили или что сплавили неугодного…а фиал почему не отобрали?

Рыцарь криво улыбнулся и пожал одним плечом, сморщившись. Тяжело выдохнул.

— Меч отобрали. А фиал что? В глаза им светить?

Я забарабанила пальцами по полу, пытаясь хоть немного размять кисти.

— Если ты меня и сейчас слушаться не будешь, я тебя прибью. — я шепчу тихо-тихо, боясь спугнуть удачу. — Мне нужна эта твоя стекляшка, немножко везения и совсем чуть-чуть твоей помощи…

Глава 16

Я устала. Глаза жгло, словно песком туда насыпали, пересохший язык цеплялся за щеки. Пить хотелось невыносимо, горло горело, сорванный голос вообще на человеческий не был похож — полухрип-полускрип, но это не имело значения. Звуки издаю, и ладно.

Не до того сейчас, тут не то что голос — всю голову надо спасать, хорошо бы с остальными частями вместе.

Раз за разом я разбивалась об ослиное упрямство светлого, как волна об утес. Я увещевала и давила на совесть, я умоляла и уговаривала, но ничего не помогало. Мой чудесный, невообразимый по своему нахальству и лихости план не получил никакой поддержки!

Сначала я сообщила о том, что рыцари суть ведьмаки, только сила их искажена, заперта и направлена в ту самую "бестолковую светилку", которую так опрометчиво не отобрали у нас.

— Скорее всего, об этом немногие знают. — увлеченно разматывала я нить своих размышлений. — Ведь это бы мало кому понравилось. Получается, вы охотитесь на таких же, как вы, только избравших другой путь. Хотя вы свой не выбираете, вас же не спрашивает никто…Потому и не отобрали, они и сами не знают, что вы такое с собой носите! Хорошо, что мы в мелком городишке, где нет Совета…

— Чушь. — вяло отозвался светлый. В голубоватом свете его грудь ходуном ходила, как кузнечные меха. — Это полная чушь.