Книга Пропуская удары - Элен Форс

— Значит так.

Не стесняясь публики тащит меня к коридору, потом заталкивает в туалет и закрывает нас на замок. Он огромен, не смогу от него отбиться и хочу ли? И боюсь и теку, думая, как жестко он будет брать меня. Но вместо надругательств над телом, тащит меня к раковине, нагибает и начинает умывать. Больно намыливает, сдирая с меня бежевую маску, скрывающую позор.

В наш первый раз он заставил стирать красную помаду.

Вместе с тональным кремом в слив стекает и моя наигранная уверенность. Мне бы хотелось расплакаться, попросить защиты, а не этих надругательств, спросить за что он так со мной? Где он был все эти пять лет, которые пролива слезы по нему, попрощавшись с ним? Но гордость не разрешает, он не говорит со мной как с равной, ненавидит, так почему я должна просить у него прощения?

— Что за хуйня… — его голос становится более злым, больно поворачивает меня, становится жутко неудобно, Он рассматривает скулу. Я боюсь посмотреть на него, заглянуть в глаза, увидеть его эмоции. Мне стыдно. Я действительно сейчас выгляжу как шлюха. Тушь течет по щекам, щипает глаза, а на лице побои от мужика. — Кто это сделал?

Молчу. Подбираю правдоподобную ложь. Не хочу видеть его ехидство, что со мной можно делать все что угодно.

— Тебя это не касается. — это все что нахожу в себе, сдавленно выдавливаю, выплевываю ему в лицо. Он отпускает меня, грубо матерится. Слышу, как он дышит, как зверь. Поднимаю на него красные глаза.

На доли секунд вижу в нем мужчину, в которого влюбилась до безумия когда-то. Но это не более, чем мираж. Его нет больше. Резин ничего не чувствует ко мне кроме отвращения и желания поиздеваться.

Демид

На скуле кровоподтек, желто-синий. Под толстым слоем косметики он не был заметен, но сейчас в свете софитов у туалетного зеркала, ярко-выраженный и болезненный. Сердце начинает обливаться кровью. Зеленоглазка пыталась скрыть от всех побои. Как часто он бьет ее? Я ненавижу эту суку из-за которой был пластилиновым дурачком, следуя на поводу ее желаний, но мне все равно больно смотреть на ее синяки.

Спрашиваю кто это сделал, но, итак, знаю ответ на вопрос. Этот гандон сорвал свое неудовлетворение на ней. А эта сука покорно терпит, разве не понимает, что он беден? Ему больше нечего ей дать. Нахера терпеть эти унижения?

Хочется ее тоже ударить, выбить эту глупость из ее головы. Чтобы собрала свои вещи и пошла домой, ко мне домой. Разделась и ждала меня там, готовая и послушная. Чтобы даже не смотрела ни на кого. Тогда и я не обижу ее.

Сжимаю кулак, делая глубокий вздох. Я размажу его.

Оставляю ее растерянную в туалете, сам иду за ним.

Этот ублюдок со своими уебищным отцом умасливают Веретельника, хотят чтобы он их проспонсировал, поддержал. Но это им не поможет, мой гнев достанет их повсюду и пусть мне не очень интересен деволопмент, я не оставлю и следа от их бизнеса, все смету на своем пути.

Захожу в винную комнату, где они сидят за столом, потягивая коньяк. Обвожу взглядом, внешне я спокоен, но внутри меня все булькает и клокочет.

— Демид Александрович. — Виктор даже встал, чтобы протянуть мне руку. Как же мне хочется ее сломать, приложить его головой о стол, оставить не синяки, а пробоины на его лице. Но я должен сохранять спокойствие, быть умнее.

Я не принимаю его руку, просто рассматриваю его гнусное лицо, борясь с желанием выписать ему пару ударчиков. Напыщенный мажор, у него на лбу просвечивает ано грамма LV (Луи Виттон).

— Виктор, я бы хотел переговорить с Вами наедине. — говорю спокойно, не выдаю внутренние эмоции, специально обращаюсь к нему на “Вы”. Он удивляется, лицо удивленно вытягивается, но кивает и следует за мной. У него нет выбора, может только играть по моим правилам. Его яйца у меня в шкатулке. Я еще даже не решил, что сделаю с ним.

Мы заходим в свободный кабинет, я пропускаю его, после чего вхожу внутрь сам. Закрываю дверь, не оставляю ему возможности уйти от меня. Он трясется, как баран при жертвоприношении.

— Демид, что Вы хотели? — перестает обращаться ко мне по имени отчеству, чувствует моё недовольство. Плевать. Я превращу твою жизнь в ад.

— У меня есть к Вам предложение. Вам понравится.

— Какое же?

— Я могу Вам оставить генеральское кресло и тридцать процентов акций. Этого хватит на безбедное существование, но при этом у Вас не будет решающего слова. Вы будете просто моим работником, не рядовым, конечно. Ну и все таки статус, какой никакой.

— Это как обглоданная кость собаке. — усмехнулся он. — А статус Вашей марионетки? Вы не похожи на человека, раздающего спасательные круги утопающим, что Вы преследуете?

— Мне кое-что нужно взамен. Я уже говорил Вам, что у Вас есть интересующий меня объект. А быть моей марионеткой лучше, чем быть бомжом, обгладывающим объедки с моего стола.

— Что же Вы хотите?

— Не бойся, я не попрошу подписать кровью обещание умереть через три года или продать душу. Может только вылизать мне яйца, — развожу руками, предвкушая момент.

— Что? — его глаза округляются. Челюсть чуть не бьется об пол от услышанного. Я смеюсь.

— Да ладно, меня тошнит от тебя. — говорю нарочито медленно, передергиваюсь от него. — Мне понравилась твоя невеста, хочу ее. Рвешь все связи, забываешь ее имя. И дальше не раздражаешь меня, чтобы я не передумал.

— Но… зачем? — видно как по его лицу растекаются пятна. Неожиданный поворот для него. Такого точно не ожидал.

Витя еще пучит глазами, что-то прикидывает в голове. Но я знаю уже какое решение он примет, все слишком очевидно. Сильно бы удивился, если бы он топнул ногой и сказал, что нахуй бабки, мне Маша дороже. Может ломаться и устраивать театр если это нужно для успокоения его совести. Но деньги для него превыше всего человеческого. Он бы и мать свою подложил, если бы это помогло.

Он кивает, соглашается, я дал ему больше, чем он мог надеяться. Уверен, что вопрос, почему мне отдавать такой кусок торта ему за бабу, вертется у него в голове, но он не решается спросить — боится, что я передумаю. Молчит, не веря в происходящее. Пытается найти ниточки происходящего, чтобы раскрутить клубок.

Я встаю.

— Ну значит, нужно сказать это третьему заинтересованному лицу.

Маша

Выходить из туалета с синяками на лице мне совсем не хотелось. Я распустила волосы, накидывая их погуще на лицо, стараясь хотя бы ими прикрыть кровоподтек. Быстрыми шагами пересекаю ярко освещённый коридор, двигаюсь к улице, стараясь ни на кого не смотреть и не сталкиваться, напишу Вите смс, что стало плохо. Даже не буду ничего объяснять.

А еще лучше собрать вещи и сбежать, к чертовой бабушке. Говорят в Питере тоже хорошо. Начать жизнь с чистого листа. А эти двое пусть нахер идут.

У самого выхода меня нагоняет Демид, за ним плетется Витя с потерянным выражением лица, и мне становится нехорошо. Это не обещает ничего хорошего. На фоне моего бывшего мой несостоявшийся муж выглядит совсем ничтожным.