Книга Три ангела по вызову - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выбрав еще несколько изделий для завтрака и для творческогопроцесса, Леонтий возвратился домой.
Он поставил на огонь ковшичек для кофе и проникновеннымвзглядом творца уставился на принесенный батон.
Да, нет никаких сомнений: из этого батона получитсязамечательный скульптурный портрет выдающегося человека! А если бы еще удалосьсвязаться с ним и уговорить принять участие в очередном перформансе… то есть,попросту говоря, съесть собственное изображение – это может послужить началомзамечательной традиции! Это может стать новым словом в искусстве!
Леонтий подумал, что под его творческую идею можно подвестизамечательное философское обоснование: известный человек, поедающий своеизображение… змея, пожирающая собственный хвост… древний символ уроборос…
Забыв о завтраке, Леонтий схватил батон и принялся заработу. На него явно накатил приступ вдохновения.
Хлебные крошки летели во все стороны, как вдруг со стороныдвери донеслись громкие требовательные удары.
Дверной звонок у Леонтия давно уже не работал, и всехпосетителей встречала выразительная табличка: «Стучите!»
Хвощ тяжело вздохнул, отложил в сторону неоконченнуюкомпозицию и направился к двери.
– Кого принес так рано дьявол, кто нарушает мойпокой? – продекламировал он крайне недовольным тоном.
– Сам ты дьявол! – донесся из-за двери раздраженныйголос. – А ну открой, козлина! Заливаешь нас! Сейчас дверь будем ломать кчертям свинячьим!
– Собачьим, – машинально поправил Леонтий, открывая дверь.Он был сторонником чистоты стиля.
– Хоть свинячьим, хоть собачьим, хоть индюшачьим! –проговорил, входя, незнакомый человек.
Человек этот был худ, довольно высок и удивительно узкоплеч.Казалось, плеч у него вовсе не было и голова была как-то неаккуратно приделанак узкому гибкому туловищу. Сама эта голова была тоже узкая, как у змеи, сприлизанными бесцветными волосами и маленькими, глубоко посаженными глазками.Зато незнакомец был затянут в узкий черный кожаный плащ и остроносые ботинки.
Войдя, он быстро, как-то нагло огляделся и потянул носом.
– Кофе убегает, – проговорил он, кивнув в сторонукухни.
– Ах да! – кивнул Леонтий и метнулся в кухонныйзакуток.
Решив кофейный вопрос, он вернулся к двери и спросил:
– Так где у вас протекает?
Под влиянием стресса он неожиданно перестал говоритьстихами.
– Не у нас, а у тебя! – поправил его незнакомец.
Только теперь Леонтий увидел, что в его прихожей стояли ужедвое гостей. Рядом с прилизанным типом стоял второй – удивительно неприятныйчеловек, весь какой-то потертый и поношенный, с глазами, глядящими одновременнов разные стороны.
Леонтий вспомнил, что это один из тех двоих хулиганов,которых он так славно поколотил накануне вечером, и в его душу закралисьнехорошие подозрения.
– Узнал, голуба! – разноглазый нехорошо усмехнулся иоблизал губы. – Вижу, что узнал!
– Вы по какому, собственно, делу? – пробормоталЛеонтий, попятившись и оглядываясь в поисках какого-нибудь тяжелогопредмета. – Вы, значит, не насчет протечки?
– Не насчет, – одобрил прилизанный егодогадливость. – И незачем тут глазками стрелять, мы к тебе не шутки шутитьпришли!
С этими словами он вытащил из-под плаща черный пистолет снакрученной на ствол болванкой. Леонтий знал по иностранным фильмам, что именнотак выглядит глушитель.
– Вы, наверное, ошиблись, – забормотал он, медленноотступая к мастерской. – Вам, наверное, не я нужен… вам, наверное, нуженМармулис с четвертого этажа…
– Нет, голуба, нам как раз ты нужен! – воскликнулразноглазый, потирая руки. – Как раз ты, а никакой не Мармулис!
Леонтий потянулся было к стоявшему в углу веслу (когда-то унего была идея создать из белого хлеба с отрубями вариацию бессмертнойскульптуры «Девушка с веслом»). Однако прилизанный тип чуть заметно повелстволом пистолета, раздался негромкий хлопок, и в лопасти весла образоваласьаккуратная дырка.
– Тебе же сказали, – неприязненно проговорилприлизанный, – не шутки шутить мы пришли!
Это Леонтий уже понял. Он опасливо покосился на дымящийсячерный пистолет, перевел взгляд на простреленное весло и глубоко вздохнул.Кажется, сегодняшний день будет не самым удачным в его творческой карьере.
– Штырь, упакуй клиента! – строго распорядилсяприлизанный.
Разноглазый тип подскочил к Леонтию, схватил его за руки иловко перетянул их куском изоленты.
– Вот так, голуба! – пробормотал он при этом. –Это чтобы ты ручонками-то не размахивал, как вчера! А то, видишь ли, моду взялдраться! У меня не забалуешь!
Он огляделся, втащил Леонтия в мастерскую и толкнул втяжелое кресло, предназначенное для особо уважаемых гостей. Тут же он обмотализолентой ноги художника, притянув их к ножкам кресла, а локти привязал кподлокотникам.
– Готово! – радостно рапортовал он прилизанномуначальнику.
– Вот и хорошо, – обрадовался тот, – хоть что-тоты, Штырь, можешь сделать! Хоть на что-то ты способен!
Он повернулся к Хвощу и ласково проговорил:
– Ну что, как будем – по-хорошему или по-плохому?
– Вы хоть скажите, чего вам от меня надо? – протянулХвощ. – Если денег – так это вы не по адресу, вам все-таки Мармулис нуженс четвертого этажа!
– Слушай, голуба, достал ты меня со своим Мармулисом! –подал голос разобиженный Штырь. – Ох, как достал! Можно я его немножкопобью? – он повернулся к своему шефу. – Ну совсем немножко… я ему завчерашнее хочу вмазать!
– Потерпишь! – строго прервал его прилизанный. –Он нам пока что нужен!
– Мужики, – снова заговорил Хвощ, – хотите денегнайти – ищите, только если найдете – мне дайте на них посмотреть, потому что яэтих самых денег давно не видал!
– Нас твои гроши не интересуют! – рявкнул прилизанный. –И нечего тут ваньку валять! Лучше колись по-хорошему – что за баба вчера стобой была?
– Баба? – недоуменно протянул Хвощ. – Да я еезнать не знаю! Первый раз видел…
– Значит, не хочешь по-хорошему! – вздохнулприлизанный.
Он огляделся по сторонам, и вдруг в маленьких глазкахзагорелся живой огонек.
На высоком подиуме посреди мастерской стояли несколькозаконченных композиций Леонтия. Прилизанный отломил большой кусок от последнегошедевра, еще не представленного на строгий суд публики – композиция номер семьтысяч четыреста шестьдесят девять, выполненная из нескольких сортов хлеба,условное название «Торжество земледелия».