Книга Третья концепция равновесия - Ярослав Веров

— Ты, начальник, знаешь что это все? — и неопределенным жестом промежуточных Лукреций очертил окружающее пространство.

— То есть?

— То есть тройное сигма поле. И ежели б мне его генератор, так вся Галактическая Безопасность бы у меня перед впускателем Технички по сей откид топталась. Рыдали бы навзрыд, как недоростки клюповатые.

— Ты хочешь сказать…

— Да такую Схему Обороны так просто ковырялкой не проткнешь!

Фомич задумался. Температура в сегменте понемногу поползла вверх. Стали оживать в своем углу лохматые. С жалобным поскуливанием и негромкими ругательствами они начали выползать из-под лежаков. Дыра в поле затянулась. Со всех сторон слышалась звонкая капель тающих аммиачных сосулек. По полу зажурчали быстро испаряющиеся ручейки. Лукреций закашлялся. Это вывело Фомича из состояния задумчивости.

— Так, говоришь, свежее чтиво нам подбросили?

— Кхе-кхе-кха-а-а! — подтвердил Лукреций. А как же мы его читать будем?

— Ерунда-кха-кхы. Нам бы кха-кхе источник энергии добыть! Кха-хе-ха-о-у-а-ть! Тьфу, люпус, воняет-то как.

Какой источник?

Ну, такая штуковина, вообще-то, должна иметь свои батарейки. Но у этого фрагмента они отсутствуют начисто. Им надлежало быть с того, обглоданного конца.

— И что же теперь?

— Что-нибудь придумаем, — Лукреций стал озираться по сторонам.

Его цепкий, пронизывающий взгляд блуждал по сегменту. В поле зрения попалась группа лохматых. Почувствовав неладное, те попятились обратно в свой угол и затаились. Взгляд малость помешкал и продолжил поиски. Вскоре он наткнулся на локальную установку обогрева и потеплел.

— Есть мысль, — Лукреций встал и подошел к установке.

Струя все еще сифонила мимо фокуса. Лукреций напрягся, попытался сдвинуть испускатель. Отчаянное пыхтение и выступившие на спине капли засвидетельствовали неудачу. Лукреций расслабился и подумал. Подумав, взялся за фокус и с чарующей легкостью вставил его на место. Установка обогрева радостно заурчала.

— Ты что, решил к ней?..

— А чего?

— Нельзя так сразу. Может, батарейки пропихнуть через Основного?

— Попробуй.

— Основно-о-ой! — заорал Фомич Стандартный Вызов.

Многоступенчатое эхо прокатилось по ячейкам. Несколько мгновений тишина властвовала под силовыми сводами Отстоя. Потом, как бы нехотя, всхлопнулся впускатель, и тень Основного сходу вопросила:

— А это что такое? — и указала на цилиндр, одиноко валявшийся посреди сегмента.

— Личная Корреспонденция! — не растерялся Лукреций.

— Немедленно прекратить, — тихо, но внятно отчеканила тень.

— Да пошел ты! — возмутился Лукреций. — В Уставе насчет этого ничего не сказано.

Устав никак не предусматривал возможности сношений с внешним миром, в силу полной невозможности таковых. Поэтому, Основному крыть было нечем, и тень нерешительно заколебалась.

Ну, чего вам? — на полоборота тише вопросила она.

— Слышь, Основной, подкинь батареек типа Е675-Ага. Штук семь.

— Для чего?

— Да вот… Надо.

— Не положено.

— А валенки не возмещать положено?

— Ты что, Утреннего Обращения не слышал? Согласно текущим изменениям в Уставе.

— Так ведь о батарейках в Уставе ничего нет.

— Будет.

— Ну ты и сволочь!

— Выражаетесь? Ну-ну. Только батареек вам все равно не будет, потому как теперь это текущее изменение Устава.

— Ловко это у тебя выходит.

— Еще вопросы какие имеются, господа Отбыватели?

— Пошел вон. Когда надо будет, мы тебя вызовем.

— Тогда ауфвидерзейн вам. Не шалите.

Тень Основного схлопнулась. Лукреций решительно Ухватил цилиндр и поволок к Локальной Установке. Некоторое время он сосредоточенно пыхтел, что-то скрипело, огнисто пульсировало и непериодически щелкало резкими, звонкими такими щелчками. Когда же дело было сделано, Лукреций выпрямился и, довольный, потер верхние о промежуточные.

— Готово, — констатировал он, — можно запускать. Впускатель отреагировал незамедлительным всхлопыванием.

— А я вот никуда и не поспешил, — злорадно заявила тень. — Поспешишь — клюпов насмешишь. Это что ж вы, стервецы, удумали? Что там во Внутреннем Мотивационном Уставе у нас насчет использования Оборудования не по назначению? Правильно, объективационная ответственность. Но я не препятствую. Скучно только без вас будет.

— Слушай, Фомич, что это он все нас объективационной пугает? Что она за люпус?

— С этим, брат, шутки плохи. Это когда бытие перестает тебя представлять.

— Чего? Ну тогда ладно. А что там в Уставе сказано насчет замены объективационной на физическую?

— Это пожалуйста, — удовлетворительно согласилась тень. — Но опять же, в пределах допустимого.

— Ну так получай, негодях, — с этими словами Лукреций вцепился всеми промежуточными в верхнюю левую, с хрустом отломил ее и запустил в тень. Та удовлетворенно вздохнула и заметила: — Ну вот, и ваше времечко подошло. Да только не увлекайтесь. А то без конечностей как-то оно не того…

И тень схлопнулась.

— Знаешь, Кеша, порой мне кажется, что наш Основной и не индивид вовсе, а одна лишь тень, — флегматично заметил Фомич.

Но тут до него дошло, свидетелем чего он стал.

— Кеша! Друг мой. Зачем же так сурово-то? Если бы ты представлял собой философствующий разум, то конечности тебе ни к чему. А так ведь больно же, да нужная, небось, конечность-то была.

— Плохо ты меня, командир, знаешь. Протез это, вот что. Протез, понял? В ячейку забурилась компания нокаполюсов. Они, привлеченные многозначительным отрыванием конечности, решили что-нибудь по такому случаю выменять в обход уставных рогаток. Гости деликатно окружили друзей коряжистой группой, внимательно прислушиваясь к разговору.

— Ты не думай, у меня еще один есть, — пояснял Лукреций, одновременно что-то споро подкручивая в цилиндре.

Струя обогрева с сопением втягивалась через обглоданный торец, разогревая внутренности цилиндра.

— Энергию набирает, вот как. Универсальный запитыватель у него. Солидная вещь. У Мастеров оно все солидное. Только маленько подождать надобно.

— Кеша, и где же тебя так тряхануло? — с участливой интонацией спросил Фомич, имея в виду кешины протезы.

— А-а-а, — многозначительно протянул Лукреций. — Ты об этом…

За этим «а-а-а» угадывалось тяжелое и тревожное прошлое, которое было не так уж и приятно вспоминать. Но деваться было некуда.