Книга Невеста Кащея - Татьяна Коростышевская

Щелкнул замок, я потянула дверь на себя. На пороге, перепуганная и бледная до синевы, стояла давешняя рутенка.

— Госпожа, Фейн поймал мальчика, — обратилась она к ведьме, мельком взглянув на меня.

— Хорошо, — кивнула старуха, оправляя складки черного платья. — Значит, от стражников бегать не придется. Вы тут пошепчитесь пока, девки…

Щура отправилась восвояси, бросив мне напоследок:

— Попробуешь призвать ветер — умрешь.

Как будто я могу об этом позабыть! Если от простого непослушания меня так скрутило, то что может произойти при прямой попытке нарушить договор? Лучше даже не представлять.

Я проводила взглядом спину старухи и обернулась к товарке:

— Я вообще-то с тобой поговорить пришла.

Стеша взгромоздилась на ложе, заставив рассохшуюся раму жалобно скрипнуть:

— И чего?

Я растерялась. А чего я вообще ожидала от нашей беседы? Надеялась, что купчиха мне всю мою подноготную на блюдечке выложит и жизнь сразу окажется простой и понятной?

— Мы долго с тобой дружили? — осторожно начала я. — Ну в Рутении.

— А чего это я должна тебе отвечать? — Толстуха грузно перекатилась на бок, явив миру крутой изгиб бедра, прикрытого ветхим атласным лоскутом. — Ты мне, что ли, хозяйка?

У меня с глаз будто пелена упала. На купчиху и мужнину жену Стеша ну никак не тянула — слишком поношена была ее одежда, слишком аляповаты украшения. А чего стоили войлочные чуни, выглядывающие из-под подола, которые рутенка не озаботилась снять, заваливаясь в постель.

— Для начала прислужи мне, как полагается, помоги ко сну приготовиться — с мяукающими интонациями продолжала Стеша, приподнимая ногу.

За эту ногу я ее и дернула, стаскивая с кровати. Баба охнула, рухнув спиной на земляной пол. Я, наклонившись, резко ударила ее в солнечное сплетение, выбивая дух, и уселась верхом, намотав на руку длинные рыжие пряди.

— Я тебе не служка, — прошипела я в округлившиеся васильковые глаза. — И у тебя надо мной власти нет! Поняла, кошка драная? Поняла?!

Стеша завизжала, когда я потянула ее за волосы:

— Да, да! Отпусти! Больно!

Я еще с минуту буравила ее грозным взглядом. Молча. Как учила Дарина. Сейчас я сверху, я главная, я альфа. И пусть моя соперница запомнит этот момент во всех подробностях, чтоб семь раз в следующий раз подумала, перед тем как попытаться унизить.

Запах магии Дарина почуяла лиги за две и во все лопатки помчалась к дому. Она только успела вбежать во двор, когда воздух сгустился, закручиваясь на манер облачного рукава, уходящего широким раструбом в самые небеса, и из вязкой пелены навстречу волчице шагнул Дракон.

— Домна Мареш… — Влад изящно поклонился. — Какая приятная встреча.

Дарина вильнула хвостом и тут же, устыдившись собачьего жеста, обнажила клыки.

— Я не задержу вас надолго, — продолжал господарь деловым тоном. — Мне нужна ваша подопечная.

Волчица мысленно пожала плечами и направилась к дому. Для продолжения разговора надо перекинуться, и лучше это делать не на глазах изумленной публики и поближе к одежде.

— Дарина, у меня совсем нет времени — я должен успеть до восхода солнца.

Дверь избушки хлопнула за ее спиной, отсекая вопросы, на которые она все равно не могла ответить, по крайней мере, в этой ипостаси.

Превращение заняло не больше минуты, гораздо дольше пришлось искать раскиданную по горнице одежду. Влад, томящийся у окна, будто преданный воздыхатель, проявлял нетерпение:

— Где Ленута?

— Здесь ее нет! — прокричала домна Мареш, натягивая рубаху. — В Арад она отправилась, монаршей милости просить!

— Давно?

Протащив голову сквозь ворот, Дарина оказалась с Драконом лицом к лицу.

— Как давно ваша подопечная ушла в замок?

— Да уж седмицу как… У нас покража была, вот она и хотела вас попросить разобраться.

Выражение красивого лица Влада сложно было истолковать. Но на мгновение Дарине показалось, что все его напускное спокойствие, вся недвижимость черт — всего лишь маска. Чуткие ноздри волчицы уловили едва заметный запах волшбы, будто господарь сдерживает рвущие его на части чувства.

— Покража? — наконец равнодушно переспросил Дракон, присаживаясь боком к столу и вальяжно вытягивая ноги чуть не на середину горницы. — И что же у вас украли?

Стеша как-то уж очень быстро пришла в себя. Будто ее каждый день посторонние девицы уму-разуму учат. Кряхтя, поднялась с пола, отряхнулась, напомнив мне домашнюю курочку, только что оттоптанную петухом, и как ни в чем не бывало принялась за уборку.

Честно говоря, ее поведение меня настораживало даже больше, чем безвыходная ситуация, в которой я сама оказалась. Со мной-то все ясно: набедокурила — изволь ответ держать. Отработаешь должок — тогда уж можно и на свободу с чистой совестью. Только вот, если судить по отношению ко мне хозяйки, этот светлый миг настанет ох как нескоро. А Стеша… Многое в ней казалось мне неправильным, неестественным. Эти ее переходы от злости к дружелюбию, от простецких манер базарной торговки к воркующим интонациям жрицы любви. И все — с неменяющимся выражением глаз. То есть лицом она чувства выдавала исправно — кривила жалостливо рот, поднимала брови в удивлении, морщила нос. Но зрачки ее при этом были огромны и неподвижны.

— А Фейн — он хороший, — щебетала рутенка, перетряхивая постель. — И не жадный нисколечко. Только не любит, когда бабы ему перечат. Я сперва, пока не подладилась, часто на орехи огребала.

— Это он, что ли, твой грозный муж?

Я изображала хозяйственную деятельность, перебирая побрякушки, наваленные в дальнем от двери углу. В оружие годился разве что серебряный подсвечник локтя в два длиной. Несмотря на обилие каменьев и прочих непонятных мне излишеств, он очень удобно ложился в руку. Кого я этой красотой огрею — рыжую товарку или смуглого атамана, я вовсе не думала. Там по ходу дела разберемся. Было б чем.

Я стряхнула пыльный отрез шелка с настенного зеркала и стала отрабатывать грозный замах, сосредоточившись не столько на точности удара, сколько на придумывании самого свирепого выражения лица.

— Хо-хо! Ты чего кривляешься?

Я резко развернулась. Стеша подавилась смешком.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Мой муж меня продал…

По щекам молодки водопадом потекли слезы, и конечно же я бросилась ее утешать. Обняв Стешу за плечи и подав ей заместо носовичка одну из не очень свежих простыней, я внимательно слушала невеселую историю моей подруги. С одной стороны, мне было ее невероятно жалко, а с другой — в моей голове поселился какой-то спокойный и расчетливый голосок, который твердил: «Баба сейчас размякла, она тебе все выложит, ты только вопросы наводящие задавай да вздыхай участливо».