Книга Воскрешение - Денис Юрин

«Пойдешь на юг до самой церкви, – не тратя времени на дальнейшие уточнения, принялся писать старик мелким почерком. – Оттуда на запад квартала двинешь. Найдешь трактир «Последний приют», он как раз посреди двух свалок находится. Спросишь Грабла, он обычно после захода там появляется. Скажешь, что от Фанория, то бишь меня… Деньжат сразу много не бери, сделка в первую ночь все равно не состоится, а народец в тех местах разный собирается…»

Едва моррон успел дочитать до конца, как жилистая рука старика быстро скомкала бумажку и, как предыдущий листок, метким броском отправила в горевший камин.

– Вот и усе, мил-человек, – развел руками хитро прищурившийся старикашка. – Чем мог, тем сподмог! Теперича не мешало бы и о благодарности твоей поговорить!

– Ладно уж, – махнул рукой Дарк, вообще-то не одобрявший, когда посредник получает вознаграждение до совершения сделки. – Из кошелька пару монет лишних возьмешь, но не вздумай больше стащить, у меня все пересчитано! Когда насчет…

– Когда разузнаю, тогда и скажу! – поспешно перебил моррона корчмарь, вовремя сообразив, что речь идет о лампадном масле, и явно опасаясь беседовать на эту скользкую тему без бумажки. – Вечером припрешься, ответ, могет, и дам, а коль до утрянки где прошастаешь, оно вернее будет, уж точно узнаю, повезло те аль нет…

– Ясно, – кивнул Дарк, и тут же задал другой вопрос, совершенно безобидный, так что для него не потребовалось ухищрений с листками да чернилами. – До тюрьмы как дойти?

Упоминание о пугавшем многих заведении чуть ли не вызвало у старика приступ икоты. Поперхнувшегося от неожиданности бедолагу аж всего перекорежило, но он быстро пришел в себя.

– Сначала прямо пойдешь, к цехам каменщиков… Оттуда на шум, там грохот такой стоит, что не перепутаешь. Затем на юг повернешь и вдоль цеха прям до плотницких мастерских подашься. Только к забору слишком близко не прижимайся, стража того не любит!

– Ну, уж со стражниками я как-нибудь сам… – усмехнулся Дарк, зная, что с бумагами отставного сержанта за поясом ему не страшны грозные блюстители порядка, по крайней мере здесь, среди трущоб и отбросов.

– Там свалка будет, вот ее как обойдешь, так сразу тюрьму и увидишь, – продолжил корчмарь наставление, – только б я не советовал перед разговором ночным на тюрягу особо зыркать… дурная примета!

– Уговорил, не буду, – соврал Дарк, не веривший ни в воровские, ни в иные приметы.

Попрощавшись с хозяином таверны легким кивком, Аламез направился к выходу. Хоть от текущего дня и осталось меньше половины, но зато он, как, впрочем, и последующая за ним ночь казались моррону многообещающими, способными принести ему много нового и основательно поменять его жизнь. Надо признаться, предчувствия не обманули Дарка: уже миновавший свою середину день приготовил для него незабываемые события и впечатления, только не совсем те, на которые он рассчитывал.

* * *

Хорошо одетому горожанину нечего делать в бедняцком квартале ни ночью, ни днем, конечно, если ему дорога жизнь, а истосковавшаяся по острым ощущениям душа не зовет его на поиски злоключений и неприятных впечатлений. Степенный, состоятельный городской люд обычно чурается нищеты, которая его страшит гораздо больше, нежели грозный вид рассвирепевшего, несущегося прямо на него вепря. Однако некоторым живущим в относительном достатке и благоденствии жителям столицы все же приходилось посещать днем Старый город: одним – по торговым или служебным делам; другим – из-за жажды плотских утех. Возможно, бордели существовали и в менее опасных местах Альмиры, но там они наверняка открывались только ночами, а ведь к вечеру почтенные отцы уважаемых семейств, которым, кстати, ничто человеческое не чуждо куда сильнее, чем презираемым старыми девами холостякам, должны были возвратиться к домашним очагам, дабы и дальше безропотно играть скучную роль верных супругов.

Дарк не был похож ни на степенного торговца, торопящегося в цеха по делам, ни на невзрачного клерка одной из городских служб, поэтому его появление возле борделя – а иной дорогой к цехам каменщиков не пройти – вызвало настоящий ажиотаж. С дюжину обнаженных по пояс девиц высунулись из окон порочного, но крайне необходимого в любом городе заведения и наперебой, порой ругаясь между собой, а порой и метко кидаясь шпильками, принялись зазывать выгодного клиента, то восхваляя его мужественный вид, то осыпая прельстительными обещаниями самых изысканных ласк. Восхитительная панорама выставленных напоказ двух дюжин женских прелестей, естественно, пробудила в Аламезе желание, и он уже подумывал отложить свои дела на часик иль два, но память вновь пришла на выручку моррону, извлекши из своих глубин красочные воспоминания из досуга бывшего имперского офицера.

Первый плотский голод утоляется очень быстро, а затем на смену ему приходит опустошение и отвращение. Фальшивая страсть не может удовлетворить сокровенные желания мужчины, а пробуждает лишь разочарование. Зачем солдату победа, если не было азарта штурма неприступной крепости? К тому же за один раз не насладиться женщиной, даже на разграбление захваченных городов мудрые полководцы дают не менее трех дней. Спустя какое-то время повторения буйства обязательно захочется, но жрицу продажных утех не оставить при себе… она общественное достояние! Эта мысль весьма неприятна любому мужчине, который, как бы он того лицемерно ни отрицал, в глубине души самовлюбленный собственник. И тому, для кого не составляет труда совратить, противно платить за мизерную порцию наспех приготовленного удовольствия. Соблазнить же, околдовать гулящую девку невозможно, поскольку она, по большому счету, не является полноценной женщиной. Ее возбуждает лишь звон монет да дорогие подарки, а от вида мужских тел не возникает положительных эмоций. Уже давно наступившее пресыщение заставляет бедолажку относиться к акту близости как к монотонному утомительному труду.

В общем, решив, что больше потеряет, нежели найдет, если заглянет в заведение, моррон прошел мимо, чем вызвал новый шквал выкриков в свой адрес, на этот раз далеко не лестных. Обиженные невниманием постельные воительницы не скупились в колких выражениях и несли всякую блажь, голословно обвинив не заинтересовавшегося их «дарами природы» мужчину во всех возможных и невозможных грехах: в стяжательстве, в слабости мужского начала, в ничтожности его мужской натуры, в желании жить за счет женщин и во многом-многом еще, что Дарк, если честно признаться, не стремился запомнить. Поведение развратниц хоть и было понятно моррону, даже в определенном смысле он проникся к ним искренней жалостью, но все же оскорбления были нанесены, а Дарк не принадлежал к тем, кто позволяет всяким нахалам и нахалкам безнаказанно плевать ему в лицо и мочиться на любимые сапоги. Аламез поклялся себе, что, как только уладит свои дела и соберется покинуть Альмиру, непременно нанесет визит в порочное заведение и устроит языкастым бесстыдницам коллективную порку, да такую, что они не забудут ее до конца своих грешных дней.

Поставив на этом жирную точку в спонтанно возникшем вопросе, Дарк отвлек хаотично суетившиеся в голове мысли от всяких незначительных пустяков и полностью сконцентрировался на изучении невзрачных окрестностей, благо что он уже успешно добрался до высокого, окрашенного в ядовитый грязно-зеленый цвет забора цехов.