Книга Игра в молчанку - Эбби Гривз

– Разве тебе не нужно работать? – спросила ты, сосредоточенно прикусив губу, и я догадался, что ты потеряла счет дням.

– Работа подождет… Кроме того, мне все равно нужно немного развеяться, – взволнованно пробормотал я и, переведя дух, выпалил: – Самое главное для меня – ты, Мегс!

Я сказал это от всего сердца, и Мэгги, кажется, это поняла.

Спустя какое-то время мы разговариваем уже почти как прежде. Я предлагаю отменить гостей и зарегистрировать наш брак, так сказать, приватно – только ты и я, но ты против. Ты говоришь, что раз мы решили вернуться к нормальной жизни, значит надо держаться первоначального плана, пусть это даже будет означать хорошую мину при плохой игре. Необходимость все подготовить, позаботиться о мелочах, сразу отвлекает тебя от серьезных вещей – так, по крайней мере, мне кажется, и я сразу соглашаюсь и говорю, что ты права. И когда неделю спустя настает, наконец, наш долгожданный счастливый день, уже почти ничто не указывает на катастрофическое начало.

Наша свадьба действительно была счастливым, радостным событием, не так ли, Мегс? Погода, правда, была довольно прохладной, зато ясной и безоблачной. Солнечные лучи ярко блестели на крышах готических башен и шпилей, отчего гости на наших свадебных фотографиях щурятся или прикрывают глаза рукой. Решение никому не сообщать о твоей беременности тоже сработало в нашу пользу: для наших родных, моих коллег и твоих подруг ты выглядишь, как настоящая невеста – счастливая, немного смущенная и беззаботная.

Всем нашим друзьям очень понравилось твое решение продефилировать по центральному проходу в одиночестве – это так современно, так в духе времени! Моим родителям, напротив, это кажется грубым нарушением традиций, но им достало здравого смысла промолчать. Что касается тебя, то ты ни разу не сказала, – мол, тебе бы хотелось, чтобы твой отец был жив и мог провести тебя по проходу, как полагается, и у меня немного отлегло от сердца. Во-первых, мне и так хватало забот, а во-вторых, я уже знал, что у вас были весьма непростые отношения, разбираться в которых я предпочитал в спокойной обстановке. Тем не менее я не мог не спросить себя, как сильно тебе не хватает отца именно сейчас, когда ты должна была совершить этот путь к алтарю. Собственно, даже не его самого, а его руки, которая поддерживала бы тебя на этом пути.

Но, повторюсь, я не стал задавать тебе никаких вопросов. Вместо этого я попытался установить хоть какие-то отношения с твоей матерью (в день свадьбы я увидел ее всего лишь во второй раз, так как в последнее время она жила за границей почти постоянно), однако моя уже не будущая теща, приехавшая на свадьбу в сопровождении твоего брата-художника (второй брат не смог приехать, так как, по его словам, он как раз находился в процессе подписания какого-то сверхважного контракта), упорно сохраняла дистанцию и реагировала на мои попытки довольно прохладно. Откровенно сказать, никакого – то есть, вообще никакого – прогресса я не добился, и после примерно получаса банальных вопросов (с моей стороны) и кратких ответов (с ее), я махнул рукой и смешался с группой остальных гостей. Мои и твои друзья раньше почти не сталкивались, и процесс их знакомства был в самом разгаре. Не могу сказать с уверенностью, но, скорее всего, это был любопытный социальный эксперимент, поскольку новизна предоставляла обеим сторонам значительно большую свободу маневра – равно как и возможность заострять внимание на вопросах, которые в другой обстановке могли бы быть сочтены чересчур личными. Одна лишь Эди почти ни с кем не разговаривала и не отходила от тебя все время, пока длился официальный прием.

Медовый месяц, безусловно, – не рядовое событие, поэтому мы оба, сославшись на желудочный грипп, заранее взяли на работе недельные отпуска по болезни. Сразу же после свадьбы мы отправились на побережье, и должен сказать, что смена обстановки пошла нам обоим на пользу. Мои родители подарили нам «Полароид», поэтому на тех твоих снимках, которые я держу в бумажнике, ты сфотографирована главным образом на фоне Брайтонского пирса [8]. Больше всего мне нравится снимок, где ты в закатанных джинсах стоишь на мелководье у самого берега – в одной руке у тебя туфли, другая заброшена за голову, болтающийся пояс макинтоша почти касается воды. Когда я сейчас смотрю на этот снимок, он напоминает мне все, за что́ я тебя полюбил – твою кипучую энергию, твое неисчерпаемое душевное тепло и безграничную жизнерадостность. А еще он напоминает мне о том, как легко я могу все это потерять.

В нашу первую ночевку в пансионе на побережье ты – впервые после того, как с нами случилась беда, – позволила мне к себе прикоснуться. Сначала я был осторожен и терпелив, боясь нечаянно вторгнуться на территорию, где мое присутствие все еще нежелательно. Ты, однако, поразила меня настойчивой страстностью, с какой ты – или, точнее, твое тело, – требовало от меня быстроты, глубины, силы. И я старался, пока сдвинутые нами односпальные кровати не разъехались, и ты не провалилась в щель между матрасами. Ты расхохоталась, хотя тебе не хватало воздуха, и попыталась выкарабкаться из ловушки, в результате чего я финишировал раньше, чем собирался. В тот же момент кто-то сердито забарабанил в стену за изголовьем нашего ложа, и… знаешь что, Мегс? Мне было наплевать. Пусть бы нас выставили из пансиона голышом, я бы и бровью не повел. Все, чего я хотел и о чем грезил день и ночь, было передо мной на расстоянии вытянутой руки, но еще ближе была твоя улыбка.

Блаженные деньки быстро подошли к концу, мы вернулись в Оксфорд, и наша жизнь потекла как прежде. В течение нескольких месяцев мы, впрочем, старались не заговаривать о том, что с нами случилось – как и о том, не следует ли нам повторить попытку. Сейчас мне нелегко ответить на вопрос, почему я не попытался вызвать тебя на откровенность и проникнуть под маску веселого благополучия, которую ты носила от заката до рассвета. Наверное, дело в том, что я был слишком счастлив. Причина так себе, и все же… Мне очень нравилась наша семейная жизнь, Мегс. Очень.

И сейчас, стоит мне только почувствовать запах свежей краски, как я мысленно возвращаюсь в блаженные деньки после свадьбы. Тебя ни с того ни с сего охватила страсть к переменам, а я стал твоим добровольным помощником. По вечерам и в выходные я облачался в рабочий комбинезон, слишком короткие штанины которого щекотали мои голые лодыжки, и вытягивался перед тобой во фрунт, ожидая указаний. Наш домовладелец был не особенно строг, и ты вовсю этим пользовалась. Мы получали настоящий кайф, раскрашивая комнаты в разные цвета (некоторые – по два или три раза, если колер казался тебе «неподходящим»), выкраивая ковровые дорожки для коридора и прихожей и развешивая по стенам десятки фотографий и картин в рамках. Каждую свободную минуту мы посвящали ремонту, и даже когда тебе случалось ненадолго присесть, я чувствовал – тебе не терпится снова приняться за работу.

На протяжении нескольких недель пятна краски не сходили с наших рук, лиц и волос, как бы тщательно мы ни скребли себя мочалкой, принимая душ перед сном. Иногда по вечерам, когда мы уже лежали в постели, я пытался целовать эти пятна, покрывавшие твою кожу, но их было слишком много, и мне приходилось действовать так быстро, что у меня начинала кружиться голова. Тогда я искал твои губы, чтобы снова обрести опору под ногами. Со временем мне даже стало казаться, будто эти мои действия побуждали тебя измазываться в краске больше, чем необходимо, когда на следующий день мы продолжали работу с того самого места, где остановились накануне.