Книга Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

— Жена и дочки сегодня работают на кухне, так что чаю тебе не предложу. Итак, Локус Алмазов, кто отправил тебя ко мне и зачем?

— Ваша старшая дочь и сын Матусевича каждый день уединяются наверху.

Улыбка на лице Арарата застыла, затем медленно испарилась. Мужчина мотнул головой, как бы приходя в себя.

— Что ты сказал?

— Ваша старшая дочь и сын…

— Я слышал! — обрушился на него Арарат. — Кто тебе рассказал эту ложь?

Мужчина быстрым шагом направился к стулу, на котором висела куртка с торчащей из кармана рацией.

— Сейчас узнаю, чьи это шутки. Это Матусевич придумал так меня позлить? Я это так не оставлю… Мало я ему надавал… Чтобы про мою дочь распускать такое…

— Они любят друг друга и мечтают пожениться.

На этих словах Арарат, склонившийся к рации, замер.

— Она боится вам рассказать, боится, что вы расстроитесь, — продолжал Локус.

Повисло долгое тягучее молчание. Арарат так и стоял, полусогнувшись, сбивчиво дышал.

— Моя Сюзанна и этот… как его… Семен вроде. Не может быть. Она бы так не поступила. Она умная девочка и должна понимать, что он чужой для нас.

— Вы сами говорили: «Старые правила смыло темной водой».

— Я говорил…, — Арарат в ужасе взглянул на Локуса. — Откуда ты знаешь? Кто ты такой?

— В ту ночь шел дождь, залило подвалы. До утра вы выкачивали воду, потом вернулись домой немного отдохнуть. Утром Кобальт попросил срочно заправить машину. Вы встали, но были разбиты…

Локус медленно шел к Арарату. Мужчина пятился от него, выпучив глаза от ужаса.

— Вы наругали дочь за то, что она не убралась в квартире. Сорвались на нее. А потом случайно разбили вазу. Ваша жена очень расстроилась, и вы пообещали склеить ее. Вы знали, что это невозможно, но все равно пообещали.

— Не хотел расстроить ее, — дрожащим голосом сказал Арарат.

— Вы знаете, каково это — по — настоящему любить человека.

У мужчины глаза налились слезами.

— Вы живете отдельно от остальных, потому что вам стыдно. Вы единственный из всех спасли всю свою семью. Поэтому вы никогда не отказываете в помощи другим — так платите судьбе за то, что она сохранила вашу жену и дочерей.

— Хватит. Пожалуйста. Больше ничего не говори.

— Вы торопились. Осколки вазы сложили в коробку из — под обуви.

— Ты ангел? Или дьявол? Ты пришел забрать меня? Только не их. Умоляю.

Арарат вдруг ощутил, что упирается в коробку ногой. Вопросительно указал на нее взглядом. Локус кивнул. Мужчина опустился на колени, стараясь при этом не спускать настороженного взгляда с мальчика. Открыв коробку, разгреб битые осколки и обнаружил на дне бритву.

— Должно быть, впопыхах бросил ее сюда. Не понимаю… Как? Как ты узнал?

— Я не знал.

Локус наблюдал, как мужчина бережно сматывает провод и прижимает бритву к груди, словно живое существо. Его лицо излучало абсолютное умиротворение.

* * *

— Я прямо так ему и говорю: ну, стреляй, падла. С места не сдвинусь, — рассказывал впопыхах Котел. — А малец этот на посту в штаны наложил, стволом туда — сюда водит, — сталкер имитировал его движения указательным пальцем. — Приказ, говорит, у меня от Великого князя — сталкеров не пропускать. Расстреляю на месте. А я ему: засунь свой приказ в задницу и пропускай. У меня заявка от Кремля на запчасти, говорю, если не доставлю, установки встанут. Что, спрашиваю, будешь пить? Мочу товарища!

— Так и сказал? — Барни нервно усмехнулся. Ему с Фонарем тоже пришлось вернуться с пустыми руками.

Гортранс выставил посты на всех дорогах и аннулировал пропуска машин сталкеров. Тех, кто пытался проехать, угрозами расстрела разворачивали назад.

— Именно так и было, — подтвердил напарник Котла Бизон.

— Ну а он что?

— А что, — продолжил Котел. — зассал. Позвал главного — в мундире такого, важного, сабля какая — то висит на поясе, треуголка на башке, морда наглая. Мушкетер хренов. Тот и говорит, мол, не пущу. Возвращайтесь в стойло свое, или шмальнем по вам — так и говорит. И тут самое главное добавляет, — Котел сделал паузу, подняв палец вверх — За то, что наших положили.

— Вы положили? — воскликнул удивленно Фонарь.

— Да, не мы. Мы с Бизоном вообще не при делах. Я Бате маякнул по рации, тот говорит не спорьте с ними, возвращайтесь, мы и вернулись. Но я того мальца расспросил напоследок, и он шепнул, что якобы сталкеры подстрелили дружинников. И из — за этого весь сыр — бор.

Повисло молчание. Сталкеры оглядели друг друга. За столом присутствовали члены всех двоек, хоть и не в полном составе. Каждый по очереди словом или жестом подтвердил, что ничего не знает об этой удивительной истории. Когда очередь дошла до Кобальта, он, потягивая холодный чай без сахара, пожал плечами.

— Да бред же, никто бы из сталкеров на такое не пошел, — отмахнулся Опер. — Это очередная провокация, чтобы часть нашего рынка отобрать. Надо не реагировать и спокойно работать.

— И как теперь ходить в поле? — воскликнул кто — то из собравшихся. — На машинах не проехать, а на своих двоих много добра не упрешь.

— Правильно Витек сказал. Взять штурмом один пост, положить двух — трех уродов и сразу блокаду снимут, — предложил Котел.

— Давно пора было, — воскликнули за столом.

— Ага, получат на что нарывались, уроды.

Фара взмахнул худощавой рукой, будто лезвием и сказал:

— Ау, блин, бойцы. Их в пять раз больше.

— А у нас стены толще.

— А воду кто нам привозить будет? С собственным желудком воевать собрался? — спросил Опер Котла.

— Найдем водовозку, делов — то.

— А поедешь ты на ней как, если дороги блокированы?

— И что теперь проглотить это предлагаешь? Запереться тут, и позволить им наш кусок хлеба захапать?

— Надо тщательней работать. Давать скидки и тогда все будут брать у нас, и Гортранс отстанет.

Гул криков и препирающихся голосов смещался в голове Кобальта в одну сплошную звуковую кашу. Он думал о том, что сказал ему Витька. Слова племянника вывели его из себя — он едва сдержался, чтобы не убить его. Но были ли те слова лживы? Или он услышал правду, которую так боится принять?

— Проглотим сейчас, и нас вообще стеной обнесут, — сокрушался Котел. — Как прокаженных. И сдохнем от жажды как в блокаду.

— Да, мы не терпилы.

— А, может, кто из нас правда пристрелил тех уродов? — перекроил напряжение Фонарь. — Ну же, сознавайтесь, парни.

— Брехня, — отмахнулся Фара. — Все бы уже знали.