Книга Охота на Овечкина - Инна Шаргородская

Он не успел договорить. Машина в это время притормозила у светофора, и водитель, на которого никто из них не обращал доселе никакого внимания, не поворачиваясь к ним, неожиданно произнес:

– Простите, господа, что я вмешиваюсь в ваш разговор. Но, кажется мне, я могу быть полезен вам обоим…

Глава 8

Они обратили к нему удивленные взгляды. То был пожилой, седой, полноватый мужчина с гладко выбритым лицом, лучащийся благополучием и уверенностью в себе. Крепкие мясистые руки, сжимавшие баранку, были украшены массивными золотыми перстнями, взгляд пронзительных черных глаз, отражавшихся в зеркальце, цепко, по-хозяйски обшаривал пассажиров. Овечкин немедленно оробел. Что-то было в этом человеке, что приводило на ум образы виденных только в кино дореволюционных бар – уверенных хозяев жизни, привыкших к подобострастному подчинению лакеев и слуг. И голос его, вальяжный, неторопливый баритон, только усиливал это впечатление.

– Позвольте представиться, – продолжал между тем водитель. – Басуржицкий Даниил Федорович. Ваших имен я не спрашиваю, ибо, по удивительному стечению обстоятельств, уже знаю их. За что должен извиниться. Видите ли, нынче днем я был вашим соседом в ресторане, сидел за столиком рядом. Вы были заняты разговором и не заметили меня, а я явился невольным слушателем, и думаю, меня можно простить – предмет вашей беседы был чересчур увлекательным.

Никса Маколей нахмурился, а Овечкин растерянно заморгал.

– Возможно, я забыл бы о нашей встрече, – сказал Басуржицкий, наблюдая за пассажирами. – Скорее всего, забыл бы. Но по удивительному, опять же, стечению обстоятельств я был сегодня с визитом у одного своего хорошего знакомого, врача-экстрасенса, и там услышал имя, которое называли вы, господин Маколей, – Хорас.

Никса вздрогнул и впился в него глазами, мгновенно приобретшими жесткое выражение.

– Я понимаю ваши чувства, – тихо сказал Басуржицкий, не отводя своего пронзительного, гипнотического взора. – Третье удивительное стечение обстоятельств – то, что вы сели именно в мою машину, после того как я пожалел, что не увижу вас больше. Ибо мой знакомый может указать вам прямую дорогу к вашему врагу. Если хотите…

– Хочу, – коротко сказал Никса.

– Я могу отвезти вас к нему прямо сейчас. К своему знакомому, я разумею.

– Везите, – сказал Никса.

– Хорошо.

Басуржицкий притормозил, соображая маршрут, и через несколько кварталов развернул машину в противоположном направлении.

Михаил Анатольевич робко покосился на Никсу. Молодой король весь разом подобрался, от его сурового лица веяло таким напряжением, такая мощная концентрация всех жизненных сил ощущалась в нем, что бедный Овечкин чувствовал прямо-таки физическое давление этого невидимого излучения. Ясно было, что к Каверинцеву они сегодня уже не поедут. Экий неожиданный поворот событий! И вправду, удивительнейшие стечения обстоятельств… Он от всей души пожелал Никсе удачи. Может быть, тому уже начало везти? Так внезапно нашелся его враг… Михаилом Анатольевичем овладели смешанные чувства – растерянность и беспокойство за Никсу, и грусть от того, что они могут больше не встретиться, ибо король уйдет своей дорогой, оставив случайного знакомого с его скучной жизнью… Тут машина остановилась, Никса повернулся и посмотрел на него несколько потеплевшим взглядом.

– Я думаю, вам ни к чему идти со мною, – сказал он. – Поезжайте по своим делам, и если что – возвращайтесь ко мне. Адрес вы помните. Баба Вера примет вас с удовольствием. На всякий случай…

Он полез в карман и протянул Михаилу Анатольевичу пачку денег.

– На какое-то время хватит. Возьмите же!

Овечкин, покраснев до ушей, попытался было протестовать, но Никса, не слушая, положил деньги на сиденье рядом с ним и выскочил из машины. Басуржицкий вышел следом.

– Подождите немного, я сейчас вернусь. Только провожу вашего друга, – сказал он Овечкину. – К вам у меня тоже есть разговор.

И Михаил Анатольевич, смущенный и растерянный, остался в машине.

Водитель вернулся действительно скоро, сел за руль и, ни о чем не спрашивая, тронул машину с места.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – сказал он в ответ на испуганный взгляд Овечкина в зеркальце. – Ваш друг – не такой человек, чтобы с ним могло случиться несчастье. А что касается вас – к вам у меня деловое предложение. Вы, кажется, упомянули о том, что остались без работы?

Михаил Анатольевич механически кивнул. Вальяжный баритон звучал успокаивающе, чуть ли не ручейком журчал, вызывая неодолимое желание расслабиться.

– Я могу предложить работу. Вам когда-нибудь случалось ухаживать за больными? Нет?.. Жаль. Но, впрочем, ничего страшного. Видите ли, я – врач-психиатр. Довольно известный. И есть у меня пациентка, рядом с которой я хотел бы видеть именно такого человека, как вы, – мягкого, спокойного, дружески расположенного, никакой грубости… я ведь не ошибаюсь в оценке ваших качеств?

– Наверное, нет, – пролепетал Овечкин, снова краснея.

– Вот видите! Как, кстати, ваше полное имя… Михаил Анатольевич? Очень приятно. Пациентка эта – молодая девушка, почти дитя, пережила, по-видимому, сильное потрясение, в результате чего лишилась памяти и воображает себя совершенно другим человеком. Ее подобрали на улице, без документов, родные неизвестны. Я увидел ее в клинике для душевнобольных и, честно признаться, испытал глубокую жалость к этому ребенку. Желая спасти девушку от ужасов пребывания в подобном месте, я взял ее к себе… женился на ней, чтобы быть до конца откровенным. Елена – очень трогательное существо, вы все поймете, когда увидите ее. Если, конечно, согласитесь работать у меня.

– Я… – Овечкин был в полной растерянности. – Я никогда… и потом – женщина?!.. я не справлюсь, боюсь…

– Справитесь, – снисходительно сказал Басуржицкий. – Она вполне разумна, пока не вспоминает о своей мании, и с нею очень даже приятно беседовать. Спокойный, уравновешенный человек… для вас трудность, скорее, будет заключаться в том, чтобы не поддаваться обаянию образа, в котором она пребывает.

– А кем она себя считает? – с любопытством спросил Овечкин.

– Об этом после, – лицо Басуржицкого затуманилось грустью, но ненадолго. – Да… я забыл сказать об оплате.

И он назвал сумму, в два раза превышавшую библиотекарское жалованье Михаила Анатольевича.

– Это в день, – добавил он, – за несколько часов. У Леночки на самом деле уже есть одна сиделка, особа женского пола, так что вам не придется проводить с моей бедной больною весь день… Подумайте.

Он опять загрустил, перестал сверлить Овечкина своим пронзительным взглядом и уставился на дорогу.

– А куда мы, собственно, едем? – опомнился вдруг Овечкин, совершенно сбитый с толку таким трудным и одновременно заманчивым предложением.

– Мы, собственно, едем ко мне. Прежде чем вы примете решение, я хотел бы показать вам Леночку. Надеюсь, вы не возражаете?