Книга Сокровище для дракона - Галина Горенко

Я повернула голову к источнику звука, что сбил меня с философского настроя и изумленно уставилась на спящего на моем ложе, благодарю тебя Боже, одетого Себастьяна Виверна. Он лежал поверх моего тонкого покрывала, и это хоть как-то примеряло меня с его присутствием, потому как попроси он меня сейчас, как тогда в гостинице, стать его, я бы, не раздумывая ни секунды — стала. И не из чувства благодарности, за то, что он меня спас от неминуемой гибели, в конце концов, если бы не он, я бы и вовсе не оказалась в той кошмарной ситуации. А просто потому, что впервые за все то время, что я была с ним знакома, я призналась себе искренне и без утайки, что он стал мне очень дорог. Пожалуй, я не могла бы назвать это всеобъемлющей, всепоглощающей любовью, но то, что я без сомненья испытывала к нему глубокое чувство — было неоспоримым фактом. Но несмотря на это, я никогда не стану ни любовницей, ни фавориткой. Возможно это глупые предрассудки, захваченные мной из другого мира, так как я поняла — нравы ориумской знати были более легкими, что ли… Но то, что я как и Ортего родилась вне брака своих родителей, пусть и по другой причине, нежели у графине Нонадем и почившего Цесса, наложило на меня и моё мировоззрение огромный отпечаток. И пусть я выросла в любящей семье своего дяди, пусть они признали меня своей дочерью и ни словом, ни делом, ни разу не упрекнули меня за мое истинное происхождение, я всё же не желаю, чтобы мои дети платили мои долги.

Моя мать была достаточно легкомысленна, чтобы полюбить моего отца настолько, чтобы забеременеть вне брака, прекрасно осознавая, что в связи с занимаемой должностью при дворе, он просто не может подвергать свою семью такому риску. У таких как он не должно быть слабых мест, коими априори бы являлись супруга и дети. Моя матушка решила эту проблему со свойственным ей легкомыслием и беспечностью — она приняла горячую ванну сразу после родов, то ли сознательно убив себя, наконец-то осознав, что отец на ней не женится, даже подари она ему дюжину детей и всех мальчиков, то ли беспечно решив таким нехитрым деревенским способом избавиться от греха, ошпарившись посильнее кипятком, тем самым смывая с себя скверну. Но в итоге я осталась сиротой при живом отце, который и определил меня в семью брата. Дважды в год, на Рождество и день рождения я получала письменные напоминания о том, кто я есть на самом деле, и не смотря на безусловную любовь моих родственников, эта рана до сих пор кровоточила. Не могу сказать, что мне близка история Ортего, но мне понятны его мотивы.

Поэтому понаблюдав немного за спящим правителем, я с видимым сожалением аккуратно, стараясь не потревожить его сон, встала и отправилась в умывальню. Приведя себя в порядок и одевшись в простое, без изысков дневное платье, я распорядилась о завтраке и подсев на кровать тихонько тронула за плечо мужчину. Словно и не было этого крепкого сна, он резко распахнул глаза и стал пристально вглядываться в мое лицо. Я сама сделала первый шаг, я поклялась себе, а когда даешь себе обещание находясь на грани смерти его просто необходимо выполнять. Один лишь раз. Что бы понять, от чего я отказываюсь, я наклонилась к губам мужчины, обнимая его затылок рукой и поцеловала, нежно, трепетно, неумело, но со всей страстью, на которое было способно мое неопытное сердце. И прежде чем, опешивший от моего напора мужчина взял инициативу в свои руки — отступила.

И очень вовремя. Именно в этот момент раздался стук и дождавшись разрешения, вошла служанка с подносом и занялась сервировкой стола на веранде. Я позорно сбежала с поля боя, устроившись поудобнее в плетенном кресле и разливая терпкий, бодрящий напиток. Через мгновение после того, как за горничной закрылась дверь, освежившееся Величество уселось напротив и задумчиво на меня посмотрев и не сказав не слова отпило тай.

— Как вы меня нашли? — задала я вопрос, который, пожалуй, мучал меня больше всего.

— По волосам. Ты оставила их в своем саквояже в гостинице, Рэйдж сделал следящий амулет и очень долго, он не работал. Ты представить себе не можешь, что я испытал, раз за разом проводя ритуал и не находя тебя живой на земле.

— На самом деле всё объясняется просто, — сказала я, подумав, — я находилась пусть и не глубоко, но под землей, и Нонадем знал об этом свойстве погреба, уверенна он часто его использовал для этих целей. Ваше Величество, — обратилась я к нему после небольшой паузы, набираясь смелости и стараясь правильно облечь слова, — я могу попросить вас еще об одной услуге, поверьте, вам она не будет стоить ничего…

— Говори.

— Я прошу вас, не делайте достоянием общественности тот факт, что граф Нонадем являлся лидером сектантов. Его матери и без того досталось от вашего семейства, еще один позор эта женщина не заслужила, и очень сомневаюсь, что материнское сердце сможет пережить, что её сын убил своего отца. На последних словах Себастьян дернулся так, словно я всадила ему нож в самое сердце, а потом еще и провернула, чтобы наверняка.

— Расскажи мне все, Теана.

И я рассказала. Все то, о чем зло исповедовался Ортего, хотя некоторые моменты, щадя его я опустила. Не надобно слышать сыну о том, что планировал сделать с его матерью помешавшийся на собственном величие и жажде мести кровный брат. Но почему-то с совершенно неблагородным удовольствием рассказала о предательстве фаворитки.

— С ней было покончено задолго до моего возвращения, но после такого предательства, её дни при дворе сочтены, после того как с ней закончит Рэйдж, ее судьбу будет решать суд.

Оказывается, без сознания я провела почти три уна. За это время в охотничьем домике, где и держал меня убийца, нашли огромное количество бумаг: там были и разрозненные списки членов секты, доказательства, письма, компромат на многочисленных адептов и дневник Оракула, который был магически защищен.

— Знаешь, ведь я даже ни с кем не могу поделиться тем, что нам удалось обнаружить в дневнике Оракула. Рэйдж сняв защиту, просто отдал его мне, а сам набросился на другие документы, словно стервятник на павшую корову. Уже три уна он потирает в предвкушении руки от того, сколько полетит голов предателей и скольких, засидевшихся на своих местах и потворствующих действиям сектантов чиновников он заменит на лояльных новой власти, — попивая тай, делился со мной Себастьян. Я намазала горячий ломтик хлеба лаймоновым (смесь апельсина и лимона) джемом и протянула мужчине. Он рассеяно кивая принял тост и задумчиво смотрел мимо меня, видимо то, что он узнал тяжким грузом лежало на его плечах. Честно говоря, я бы хотела избежать монаршей откровенности, нет никакой гарантии, что потом Величество не пожалеет о своей несдержанности, но видеть в таком состоянии сильного духом Дрэго мне было невыносимо и я решилась:

— Расскажи мне…

Создавалось ощущение, что прорвало давно затопленную плотину, Себастьян вываливал на меня всё новые факты и подробности, а в моей голове то и дело всплывала мысль, что зря я сетовала на своих родственников и считала их экспрессивными сверх меры. Да моя семья, по сравнению с родителями откровенничающего мужчины были образцовыми, они совершенно спокойно могли бы занять место эталонов, в Международном бюро мер и весов в Париже. Оказывается, незадолго до рождения Себастьяна, Оракул предсказал Стефано неминуемое падение от руки наследника, а также предрек как свершившуюся данность, борьбу сильнейших из рода Вивернов. Цесс со свойственной ему спесью и гордыней, даже на рассматривал внебрачного сына как равного, именно поэтому он не ожидал от него удара в спину, заносчиво пологая, что бастард не то что не достоин венца, а даже не смеет задумываться об оном. То, что почивший Цесс старался всячески отдалить законного наследника от управления государством, всячески привечая бастарда, по сути оставив страну неумелому правителю, меркло пред тем, что потерявший голову от страха Вседержитель сделал с собственным сыном. Когда тот родился, и Оракул прочел по звездам его будущее, предрекая невиданную более чем за семь сентов силу и величие, правитель провел над младенцем ритуал запечатывания силы. И видимо собирался жить вечно, не понимая какую опасность для государства и его граждан, будет представлять собой его сын, когда небывалая сила вернется, а контроль, который должен приобретаться годами — нет. Мать знала обо всем, но потворствовала супругу любя того до сумасшествия и оправдывая любое его действие. Когда Дрэго замолчал, над столом повисли свинцовые тучи недосказанности, боли и обиды, я потянулась к нему, и взяв его за руку произнесла: