Книга Голубка в Вороньем логе - Елена Соловьева

Когда мы с сестрой спрашивали, отчего не можем жить как все люди, мама грустно улыбалась, гладила одинаковые светлые макушки и с улыбкой говорила: «Все узнаете в свое время».

И мы действительно узнали. Вот только не от мамы. В день, когда Катерина стала девушкой, обретя связь с луной, с ней произошла странная вещь. Кожа ее покрылась перьями, руки превратись в крылья. Рост и размер уменьшились со стремительной скоростью. Секунда, и вместо очаровательной девушки передо мною прыгала по полу голубка. Разумеется, белая, с человеческими глазами и милой улыбкой. Да-да, Катерина умела радоваться, даже будучи птицей.

Только свой страх высоты так и не победила. Зато научилась контролировать процесс обращения и скрывать истинную сущность. Лишь иногда, когда мы оставались вдвоем, Катерина позволяла птице завладеть телом. Скакала на тонких птичьих лапках, клевала любимую клубнику и пила молоко из блюдечка, забавно приподнимая голову. А еще ворковала — это звук стал самым красивым, самым нежным из всех, что я когда-либо слышала.

Мне же так и не удалось познать чуда перевоплощения. Ни становление девушкой, ни даже первая связь с мужчиной не сделали меня белоснежной птицей. Но я не печалилась об этом. Видимо, мое назначение было в другом — защищать и оберегать сестру. Слишком ранимую и доверчивую. Так говорила и мама: «Одной из вас достались рассудительность и живость ума, другой — веселый нрав и беспечность. Держитесь вместе, и несчастья обойдут вас стороной».

Мы так и поступали до тех пор, пока Катерина не встретила мрачного и загадочного рыцаря. После первой же встречи рассказала ему секрет и умчалась в затерянный в Красном лесу Вороний лог. Пропала на пять с лишним лет, чтобы погибнуть при невыясненных обстоятельствах.

Хорошо, что мама никогда не узнает об этом. Не упрекнет дочерей в глупой ссоре и не накажет за разлад. Она умерла, когда нам с Катериной исполнилось по девять. Выпала из окна десятиэтажки, пытаясь убрать паутину, загораживавшую солнечный свет. Мы с сестрой видели это, потому Катерина стала панически бояться высоты. А я — потерять сестру и совсем немного опасалась пауков.

Потом был приют, непонимание сверстников и неистребимое желание выжить в жестоком мире, сохранив при этом индивидуальность. Мы все пережили. Пока были вместе.

И теперь я просто обязана узнать, что случилось сестрой. Исправить ошибку, пусть и тогда, когда стало слишком поздно…

Корбл

Он избегал этой комнаты, точно стены могли упрекнуть и отомстить. Сомкнуться над ним за то, что не уберег хозяйку. Тайное убежище Катерины, в котором она проводила столько часов.

Сейчас Корбла привело сюда чутье. Работая в госпитале, он вдруг ощутил непреодолимое желание вернуться в замок, пройти по переходам, свернуть к библиотеке. Словно кто-то неведомый поманил за собой, обещая показать нечто важное.

Несколько секунд понадобилось Корблу, чтобы решиться. Повернуть ручку и отворить дверь в любимую комнату покойной жены.

Здесь было чисто и уютно, в воздухе витал свежий аромат с легкими нотками лимона. На ковре посреди комнаты сидела старушка Габи, на коленях ее лежала раскрытая книга.

— Не думал, что ты интересуешься сказками, — заметил Корбл, подкравшись тихо, точно кот.

Габи вздрогнула. Поспешно поднялась и отряхнула подол. Потупила взгляд, чтобы скрыть выражение лица.

— Простите, я тут убиралась. Села немного отдохнуть и совсем позабыла о времени.

Корбл поднял книгу, открытую на странице с потускневшим от времени рисунком.

— Смелая девушка спасает братьев от участи оборачиваться птицами, — вспомнил содержание легенды. — Она теряет дар речи и, не жалея рук, плетет рубашки из крапивы.

— Красивая сказка, — призналась Габи. — Только мне непонятно, отчего братья так желали избавиться от дара. Ведь это прекрасно — быть белыми птицами и летать под облаками…

Корбл горько усмехнулся и захлопнул книгу.

— То был не дар, а проклятье, — произнес со знанием дела. — Братья не владели собой, когда превращались в птиц. И ничего не могли поделать с инстинктами, заставлявшими выполнять то, чего не хотели люди. Сказки все приукрашивают, оставляют романтику, но забывают о том, какой ценой далось избавление.

Габи подняла голову и отвела со лба высвободившуюся из тугого узла прядь волос. Кружевные перчатки испачкались во время работы, но от того узкая ладонь с тонкими пальчиками не стала менее привлекательной.

— Сказки ложь, но в них намек… — мудро заявила Габи. — Легенда утверждает, что старанием и самоотверженностью можно победить любое зло. И я верю в это всем сердцем.

Корбл подавил желание перехватить ее ладонь и поднести к губам. Эта женщина творила с ним нечто невообразимое. Сгорбленная, в бесформенном платье и поношенных башмаках, совершенно непривлекательная внешне, она манила своим внутренним содержанием. Как глиняный кувшин, наполненный до краев драгоценным розовым маслом. Ее умные речи хотелось слушать часы напролет, забывая о времени. Немыслимое влечение, совершенно безумное.

— Боюсь, есть те, кому не сможет помочь ни самоотверженность, ни старание, — произнес Корбл, отворачиваясь.

— А как насчет любви? — уточнила Габи. — Говорят, она способна творить настоящие чудеса.

— Не в моем случае, — раздраженно бросил Корбл, направляясь к двери. — Чудес не бывает на свете.

Габи посмотрела ему в спину. Заметила, как предательски опустились плечи, какой тяжелой стала походка.

— Любовь помогает всем, — шепнула себе под нос, — но она должна быть взаимной.

Корбл услышал и мысленно согласился. Не обернулся и не вернулся в комнату. Слишком мало времени осталось до полудня…

ГЛАВА 8

Валерия

Полдень я встретила в комнате Катерины, и лишь когда солнечный диск откатился с самой высокой точки, вышла в коридор. Пообедала с другими слугами, помогла Ирме разобрать продукты, купленные Райнером. Приготовила для хозяйки ванну с молоком и медом, сама же вернулась к уборке.

Устала так, что к вечеру не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. И только понадеялась на отдых, как поступил приказ Корбла. Диди догнал на лестнице и крикнул на весь замок:

— Хозяин требует, чтобы ты присутствовала на ужине!

— Ни за что, — мрачно отозвалась я. — Пусть хоть воронам скормит…

Диди ухватил край моего подола и потянул вниз:

— Глупая, это же такая честь ― получить приглашение. Не всех докторов и рыцарей такой удостаивают. А ты нос воротишь, будто Ирмину похлебку залпом выпила.

Обернулась и попыталась выдернуть ткань платья из цепких ручонок посыльного. Ему-то что, он полдня просидел в телеге, путешествуя до поселка и обратно.

— Никуда я не пойду! Поверь, стоять весь ужин и слушать пустую трепотню хозяев — удовольствие похуже стряпни Ирмы. Скажи, что не нашел меня.