Книга Прекрасная лгунья - Диана Гамильтон

При этих словах Милли выпрямилась.

— Да вы же сами в этом признались! Помните, что вы мне сказали, когда я назвала вас «синьор Сарачино», а вы заметили, что я не вела себя так официально, когда лезла к вам в постель?

— Так и было. — Чезаре взял Милли за подбородок, заставляя смотреть на него. Голос его смягчился. — Не стану повторять, что она мне наговорила, когда заявилась без приглашения ко мне в спальню и стала раздеваться. Именно это я и имел в виду, так как тогда еще принимал тебя за твою сестру. Что я сказал ей — могу повторить. Я сказал, чтобы она убиралась с моих глаз, иначе вылетит с работы, пусть даже это расстроит бабушку. Я был взбешен тем, что она осмелилась явиться ко мне. Она меня нисколько не интересовала, да иначе и быть не могло. Вскоре после того случая, сообразив, как мне кажется, что ей ничего не светит, она исчезла. А через несколько дней, оформляя бабушкины счета, я обнаружил пропажу крупной суммы. Остальное ты знаешь.

Милли прикрыла глаза, стараясь удержать слезы, но напрасно. Она верила Чезаре. Да и зачем ему лгать?

Если посмотреть на сестру трезвым взглядом, то нельзя не признать, что именно она лишила маму ее родного дома и отложенных на черный день средств, все потратила и залезла в долги. А ее пустые обещания все вернуть, то, как редко она о них с мамой вспоминала, как будто они были ей совершенно безразличны, как будто то, что они живут в убогой квартире и еле сводят концы с концами из-за огромных долгов, не имеет к ней никакого отношения…

А что она говорила о мужчинах? Будто может заполучить любого, кого захочет. Без проблем.

Но не этого мужчину!

Эта мысль эхом отдалась у нее в мозгу словно благодарственный молебен. А этот мужчина вытирал пальцами слезы с ее щек, а она никак не могла успокоиться, и душа ее была полна чувств, которым она не могла подобрать названия, но были они глубокие и сильные.

— Прости, что расстроил тебя, cara. Но я должен был это сказать ради себя самого.

Ради него самого? Милли не успела воспротивиться и даже подумать о том, чтобы воспротивиться, как оказалось, что Чезаре стоит, наклонившись к ней, и поднимает ее на ноги, чтобы нежно прижать к себе.

Милли могла бы попятиться, если бы захотела. Но она не хотела.

— Ты всегда переоценивала свою сестру, — произнес Чезаре, удивляясь сдержанности, с какой обнял ее, чтобы поцеловать. Надо подождать, пока она свыкнется с тем, что узнала о сестре.

— Да, наверное, — согласилась Милли. — Она была всегда сильнее меня, в детстве заботилась обо мне, говорила, что, если кто пристанет из мальчишек, чтобы сказала ей, она с ними разберется.

Таким образом она обеспечивала свое командное положение, подумал Чезаре, который был уверен, что Джилли ничего не делает без задней мысли.

— Она не боялась отца, — продолжала вспоминать Милли. — Он считал, что мы должны во всем слушаться его, и ей порой доставалось. А вот с мамой… мамой она вертела как хотела. — Да так, что довела ее до беспросветной нужды, подумала она с гневом, вспомнив, как они экономили на всем, чтобы уплатить за квартиру и купить продукты.

Словно устыдившись этой мысли, она торопливо добавила:

— Когда вы пришли и стали угрожать, я решила, что должна помочь ей. Мы близнецы и тесно связаны друг с другом.

Только связь эта односторонняя, подумал Чезаре, но сказал совсем другое:

— Если хочешь, я не стану подавать на нее в суд, когда найду ее, а уж найду непременно. Но я ее припугну, чтобы ей неповадно было впредь хватать все, что плохо лежит.

Милли поверила, что так он и поступит. Возможно, Джилли действительно присвоила чужие деньги, была невнимательна к ним с мамой, поступила нечестно… но, может, это все от отчаяния? Нет, это не оправдывает ее, но она все-таки сестра, и Милли была нестерпима сама мысль о том, что Джилли окажется за решеткой.

— И еще одно… — Милли ощутила теплое прикосновение его губ сначала к одному глазу, потом к другому, и все ее тело отозвалось на эту ласку. — Я купил эти вещи, потому что заметил, что тебе неудобно в одежде Джилли. И сюда тебя привез вовсе не для того, чтобы соблазнить, хотя, скажу честно, очень хочется.

Милли широко раскрыла глаза и прочла в его взгляде жадное, откровенное желание. И была потрясена, поняв, что только этот мужчина, единственный на свете, пробудил в ней такую жажду любви, что она готова отдать ему всю себя, и к черту все, что бы ни случилось потом.

— И тебе тоже. — Его руки поглаживали ее налившиеся груди, и Милли с трудом перевела дыхание, пытаясь справиться с собой, не дать себе потерять себя… ей вспомнилась Джилли… и туман рассеялся, она вновь была на земле.

— Это не должно было случиться, — прошептала Милли, борясь с собой.

Чезаре, касаясь губами ее губ, пробормотал:

— Слушай свое сердце, а не разум.

Именно здесь и таилась угроза! Чувствуя, как всю ее заливает мучительное до боли томление, и стараясь уцепиться хоть за что-то, чтобы не потерять окончательно способность мыслить, она проговорила:

— Ты забыл, я не Джилли.

Чезаре поднял голову.

— Я ничего не забыл, cara mia.[11]Если бы ты была Джилли, меня бы не было здесь. Я бы не хотел тебя как ни одну женщину на свете.

Он еще теснее прижал ее к себе.

— И больше не сравнивай себя с ней. Ты прекрасна, а ей никогда не быть такой. Красота светится в твоих глазах. Она простой металл, а ты золото.

У Милли закружилась голова. Всю жизнь ее сравнивали с Джилли, и всегда получалось так, что с нее надо брать пример. Нет, специально Милли никто так не говорил, но стоило сестре войти в комнату, как все оживлялись, и она оказывалась в центре внимания.

Ну а Милли и не завидовала сестре, просто соглашалась с тем, что та лучше ее и этого не изменить. И вот сейчас… сейчас этот красивый и умный мужчина ставит ее на первое место!

Милли с замиранием сердца обняла его за шею, уже не пытаясь скрыть от самой себя, что любит Чезаре. Любовь настигла ее, и она никогда не пожалеет об этом, даже если узнает, что он ничего такого не чувствует.

Две горячие ладони легли ей на затылок, пальцы погрузились в мягкие светлые волосы, Чезаре наклонился и стал целовать ее, сначала легко, почти неощутимо касаясь ее дрожащих губ, потом, когда эти губы раскрылись, все сильнее и сильнее. Ее тело как будто вспыхнуло, и она вдруг стала отвечать ему с такой страстью, что он, который никогда не терял самообладания, растворился, потерялся в этом пламени.

Ее маленькие руки что-то суетливо делали с ним, рубашка как-то сама собой исчезла, и вот уже он с Милли на руках, оказался в спальне.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Приход горничной вырвал Милли из короткого сна — она заснула в крепких объятиях Чезаре, когда уже светало.