Книга Не в парнях счастье - Татьяна Веденская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая же я идиотка. И что теперь будут о нас говорить? Сергей, наверное, в ярости.
– Ты и вправду идиотка, – кивнула свекровь. – Этот козлик, мой сын, переспал с твоей лучшей подругой, а ты убиваешься, что будут об этом говорить?
– Что? – не поняла я. И раскрыла рот, как актер на сцене, чей партнер внезапно отошел от текста и несет какую-то ересь.
– Деточка, я очень люблю своего сына. В конце концов, я хоть и под наркозом, хоть и кесаревым сечением, но самолично его родила на свет и взрастила. И было бы очень странно его не любить. Но все же я прожила с ним всю его жизнь и отлично знаю, что это за фрукт.
– Да? – еще шире раскрыла рот я.
– Да уж, возможно, это моя вина. Возможно, я разбаловала его. Когда я его воспитывала, считалось, что бить детей непедагогично. Возможно, они были в корне не правы, все эти Споки. Сережку точно следовало пороть, как сидорову козу. Козла. Нет, каков орел! Типичный мужчина, как и все они. И ведь как подумаю, что допустила ваш брак!
– Да уж, я ему явно не подхожу, – уныло кивнула я.
– Что? Ты? О, я тебя умоляю, Диночка, ты – прекрасная жена. Он о такой и мечтать не мог. Дуреха, которая только и делает, что смотрит ему в рот, обожает его и не замечает его недостатков. А ведь у него их множество.
– Не так и много, – возразила я.
– Да? В том-то и дело, что ты – первая из его девушек, а у него их было множество, ты уж мне поверь, которая почему-то так и не поняла, что мой обожаемый великовозрастный сын – весельчак и балагур, но кроме этого еще и бабник, лентяй, бахвальщик и вообще ненадежный тип. Нет, ты просто слепая. Профессии у него нет, денег нет, один только гонор. И самое обидное, что ведь у него были все шансы! – возмутилась свекровь. Надо же, сколько лет живем, а ничего ведь толком о ней не знаю. Только то, что в ее присутствии я теряюсь и пугаюсь каждого ее слова. Хотя… сегодня почему-то нет, не боюсь. Следствие похмелья.
– До тебя у него была Юлечка. Он ее так любил, так любил! Просто Ромео из-под Жмеринки, ей-богу. И что? Она забеременела, а он запаниковал, прибежал ко мне, рыдал, кусал локти. Она сделала аборт, а он только трясся. И ведь представь, ему было уже тридцать, чего бы не родить, казалось. Но нет, он только ее во всем обвинял. Естественно, она его бросила. Ой, сколько я с ним намучилась! А потом нашел тебя. Господи, да ему с тобой так повезло! Нет, он окончательный болван. А как он бросил институт? Я тебе рассказывала?
– Нет.
– Легкие, видите ли, деньги тогда были. Компьютеры были всем нужны. И где эти деньги? – сумбурно делилась возмущением она, подкладывая мне жареной картошки. Но я есть не могла.
– Елена Станиславовна, что же теперь будет? – спросила я.
– Что будет? Ой, Динуля, да тебе просто сказочно повезло, что ты от него избавилась. Пусть теперь эта твоя Катерина мучается. Она мне никогда не нравилась.
– Но я люблю его, – промямлила я, не в силах жить с мыслью, что я теперь одна. Зачем только я пришла домой, лучше бы я сгорела вместе с электропроводкой!
– Любишь, – вдруг серьезно посмотрела на меня свекровь. – В том-то и дело, что я вижу, что любишь. А должна научиться не любить. Не стоят они такой любви.
– А как же жить?
– Живи для себя, – глубокомысленно проговорила она после длинной паузы. И за этой паузой, как я потом узнала, стояла вся ее жизнь. Да, я действительно практически ничего не знала о своей свекрови. А как жить для себя – тоже не представляла. Но в тот день, сидя у нее дома с ногами на ее красивом итальянском диване, потягивая мятный чай и потихоньку приходя в себя, я вдруг осознала, что она совершенно права. Зачем нужна такая любовь, из-за которой хочется бежать на край света или напиться до полусмерти? Что и кому она дала – эта ваша любовь? Моей маме? Да она только и делает, что жалуется, что ей нет возможности даже хоть как-то выдохнуть. Моей бабушке, родившей маму после войны, этой любви досталось только на пять минут счастья. И всю жизнь одна. Кто еще? Если даже такая красивая, умная и всячески состоявшаяся женщина, как Елена Станиславовна, и та считает, что это все – не вариант, то что мне говорить? Возможно, единственная, кому повезло, это Катерина – она всегда привыкла получать все, что хочет. А теперь, когда она захотела моего мужа, он моментально достался ей, на блюдечке с голубой каемочкой. Даже переезжать недалеко – всего четыре этажа вниз.
– Хочешь совет? – спросила свекровь, когда высаживала меня из своей красивой «Ауди» около ставшего мне практически ненавистным дома.
– Да, конечно.
– Возьми отпуск и поезжай ко мне на дачу – приведи себя в порядок.
– Вы правда не будете против? – поразилась я. Боже мой, почему она меня не ненавидит? Это странно. Почему она не спешит выкинуть меня из своей жизни, особенно теперь, когда ее сын меня больше не любит?
– Я буду «за», – коротко отрезала она. – А потом, когда придешь в себя, подумай, что ты хочешь от своей жизни. Для себя. Не для мужчин или кого угодно. Для себя. На свете есть масса прекрасных вещей, ради которых стоит жить.
– Но я…
– А если станет одиноко – роди ребенка. Тоже – для себя. Поверь, это лучшее, что только может случиться с женщиной.
– Спасибо вам.
– Ох, если бы мне в свое время удалось родить девочку, многих проблем в моей жизни можно было бы избежать. Но поверь, даже такой сын, как Сергей, лучше, чем сто мужей. Он, по крайней мере, не может мне изменить с другой матерью. Чувствуешь разницу? Нет, матерью быть значительно лучше. Ладно, деточка, иди. И постарайся заснуть. Не переживай. Мой сын – не самое большое счастье на свете, – добавила она. И, таким образом зарядив меня порцией бодрости и оптимизма, она умчалась вдаль, а я поднялась наверх, в свою квартиру, где отныне должна была остаться одна.
Хочу – халву, хочу – пряники
в которой я узнаю много нового… вернее, старого
Я готова любить тебя до последнего вздоха, но смотреть футбол – это выше моих сил.
«Женщины о любви»
Больше всего в Москве я ненавижу позднюю осень. Насколько прекрасен сентябрь в Москве, пахуч, разноцветен, с такой прозрачностью воздуха, уже без единого комара, что только и хочется жить! И настолько же мерзок ноябрь, с его резкими порывами ветра, хлесткими острыми дождевыми струями, как будто кто-то тебя постоянно бьет по лицу мокрыми руками. И это вечное тускло-серое небо – висит низко-низко, вот-вот рухнет на тебя и придавит вместе со всеми твоими мыслями, мечтами о новых джинсах, вопросами о зарплате, которую почему-то задержали, и желанием выкинуть из дому весы. Жизнь текла своим чередом, не быстро и не медленно, сменяя картинку за окном сообразно времени года. Теперь была поздняя осень, и с момента, когда мой муж Сергей упаковал вещи и спустился на четыре этажа ниже, чтобы строить свое нормальное мещанское счастье с моей лучшей подругой, прошло чуть больше полутора лет. Нет, сказать, чтобы я страдала до сих пор, пожалуй, нельзя. Помню, первые недели было странно ходить по моей тринадцатой квартире и слушать всякие сторонние звуки, которых раньше, когда тут жил Сергей, я не замечала. Вот соседи что-то выясняют, смысла я не улавливаю, но бубнеж очень эмоциональный. Вот у Аркашки из квартиры снизу лает его пес Кузька, уже старый-старый кобелина, любитель пива и жевать окурки. Или капает вода в кране на кухне – так и не починил Сергей его за все годы нашей семейной жизни. Зачем нужен такой муж? Зачем вообще нужен муж – это отдельный и очень важный вопрос. Но мне было важно знать другое. Интересно, Сергей изменился? Или тоже приходит в двенадцать и говорит, что он не для того женился, чтобы его спрашивали, где он был? Вернее, не для того развелся. В первые недели я постоянно задавалась подобными нелепыми и бессмысленными вопросами. Оставляет ли Сергей грязные тарелки у Катерины в комнате? Орет ли на нее, что она тупая, если она забыла постирать ему брюки? И вообще, орет ли он на нее? Счастлив ли он теперь, с ней? Это уж совсем глупый вопрос, я понимаю.