Книга Одна кровь на двоих - Татьяна Алюшина

— Я поняла, — кивнула Машка.

И в этот же день подала все необходимые документы и бумаги для выдвижения на профессорское звание.

Так что рабочие вопросы она старалась решать с Кириллом Павловичем, невзирая на то, что это не принято и в их среде считается невозможным. Моветоном.

«Ай, да наплевать! Вы будете мне вредить, а от меня требовать, чтобы я улыбалась и ножкой шаркала!»

Она сопротивлялась — какой отпуск? Лето. Полевые работы. Раскопки.

С тринадцати лет, когда она первый раз попала на раскопки, Машка ни разу не пропустила ни одного сезона.

— Мария! — отчитывал Кирилл Павлович. — Я приказываю! В отпуск, и никаких полей! Сколько можно!

— А на Азове такое интересное... — принялась было доказывать Машка.

— Нет! Ты вон дошла совсем — зеленая, худая. Даже калифорнийский загар сполз с тебя от усталости! Ученый обязан отдыхать, иначе у него мозги коростой покрываются, и он перестает видеть с той ясностью, которая необходима. Ты в отпуске нормальном не была двенадцать лет! В полях ковырялась, стоя на коленках! Я прекрасно понимаю — и азарт, интерес, я, знаешь ли, в некоторой степени тоже ученый. Ты мне нужна к сентябрю здоровая, загорелая. С горящими глазами.

— Да я понятия не имею, как отдыхают, Кирилл Павлович! — ныла Машка.

— Вот и научишься! Все, это приказ, и обсуждению не подлежит! Давай мотай из Москвы в Турцию, в Грецию или там в Египет.

— Нет, в жару и к морю не хочу! Больше месяца, как приехала, а мне все солнце припекает.

— Еще лучше; В санаторий, дом отдыха или пансионат какой в глубинке, чтоб от раскопок твоих подальше, а то знаю я тебя — мотнешь, и все дела!

Машка пригорюнилась — куда она сейчас поедет? Да не купить вот так сразу путевку, в середине лета, в хороший дом отдыха, а в плохой или средний ей не хотелось.

— Ну, не печалься, — убрал начальственный металл из голоса Кирилл Павлович, поняв, что добился своего, — компьютер у тебя с собой, ты со своей группой все время на связи, если что уникальное раскопают, так и быть, можешь поехать. Но это вряд ли, денег нынче мало, работы то и дело останавливают, так что нечего тебе там торчать. — Он порылся в своем органайзере, достал визитную карточку и протянул Машке. — Вот, звони. Это хозяин «жирной» турфирмы, скажешь, что от меня, он поможет. И все — иди!

Чтобы я ноги твоей здесь не видел! — громыхнул напоследок.

Хозяин «жирной» фирмы помог, и вчера вечером Мария Владимировна прибыла в пансионат, надежно укрытый от цивилизации в глубинах России, сам при этом ярчайший образчик достижений той самой цивилизации, от которой удалось спрятаться.

Пансионат и усадьба по соседству, за высоченным забором.

Странное существо человек!

Старается убежать от людей, машин, грохота и суеты, ищет местечко тишайшее, чтобы нико-го-никого вокруг, дабы надышаться, подумать в неспешности чистой природы... И тут же окапывается, окружает себя полным набором достижений той самой цивилизации, комфорта, и с непременным пультиком под рукой.

Хорошо! Выехал на природу, подальше от людей!

«Чего умничаешь? — одернула себя Маша. — А сама-то! «Мне что-нибудь поглубже в природу, подальше от суеты, шума и по высшему разряду». Молчала бы уж! Небось на байдарках сплавляться не потащилась и в палаточку с костерком в ча-шобе непролазной комаров кормить не захотела. Сидишь вон в номере люкс, винцо потягиваешь, рассвет наблюдаешь!»

— И что тут у тебя происходит, Мария Владимировна? — спросила себя вслух. — То про детство вспоминаешь, то критике и философствованию предаешься. Сбрендила? Устала.

И не понимала, как сильно устала. А сейчас поняла.

Такой многолетней, закаменевшей, чугунной усталостью.

И хотя развод был легким, как-то между делом, но пять лет не скомкаешь, как ненужную бумажку, и не выбросишь в мусорник. Но она уговаривала себя, что за эти годы сделала о-очень много и о-очень многого достигла и можно сделать вид, что семейная жизнь — это незначимо, ее совсем как бы и не было — и тьфу на нее. Небольшая ошибка в процессе работы.

Но тьфу не тьфу, а она себя винила за то, что не разобралась в людях, позволила помыкать собой и не спорила — лишь бы не трогали, за то, что ни черта не видела и не замечала. Да за все винила!

И ей стыдно было перед самой собой и людьми, что так долго терпела и жила с чужим человеком. Весь месяц после развода она уговаривала себя: «Забудь. Прости всех, и себя в первую очередь, и забудь!»

И она старалась, старалась отпустить, забыть — вон в медвежий угол с пятизвездочным комфортом укатила.

Юра попыток поговорить не бросал — звонил с завидной настойчивостью и регулярностью, намекал на раскаяние и желание повиниться, Маша бросала трубку.

Кто-то засмеялся внизу у входа в корпус, она перегнулась через ажурную кованую решетку балкона.

Молодая парочка целовалась на выложенной камнем дорожке, ведущей в сторону пляжа.

Ну вот. Начался новый день.

Значит, так! Отдыхать будем активно! Плавание, длительные прогулки пешком, попробовать кататься на лошадях, на лодке обязательно, и... А «и» она придумает позже, по мере изучения предоставляемых услуг.

Все! Хватит лирики! Одеваться, собираться!

Давай, давай!

В расслабленной позе отдыхающего хищника Дмитрий Федорович раскинулся на удобном пляжном кресле-топчане, в тени большого зонта на краю деревянных мостков, отгородившись от мира темными очками.

Отдыхал, попутно загорая.

Отдыхал, впрочем, относительно — на столике, рядом с высоким, запотевшим стаканом со свежевыжатым соком, лежали два сотовых и кожаная папка с документами, которые надо прочитать.

Отдыхать так, чтобы не думать о делах, не изучать документы, не разговаривать по телефону, он не очень-то умел.

Но в данный момент расслабился. Удалось.

Папка с документами ожидала своего часа, телефоны тоже, сок нагревался, а он смотрел сквозь стекла очков на левый берег, где выше по течению местные мальчишки ныряли с высокой толстой ветки ивы, простертой над рекой, как рука просящего.

Мальчишки были маленькие, не старше десяти лет, смеялись, перекрикивались громкими звенящими голосами и конечно же матерились, подчеркивая свою «взрослость».

Обманчиво неторопливые воды реки далеко разносили их голоса.

Река была широкой, глубокой, лениво текла себе, но имела припрятанную обманку, в виде подводных быстрых ледяных, никогда не прогревающихся узких лент течений и стремнин.

Одна из таких лент выворачивала из середины реки, изгибалась петлей, резко уходила к берегу и так же резко ныряла в глубину, на середину реки, как раз на том участке, который омывал его, Дмитрия, пляж. Он попал как-то в эту петлю, когда плавал, осваивая личную территорию.